Капля красивого яда (ЛП)

Есть такое чувство беспомощности, которое испытываешь, когда кто-то из близких тебе людей страдает или попадает в беду. Я чувствовал это каждую ночь, когда слушал, как мама плачет после ухода отца. Я чувствовал это, когда Девин окончательно сломалась после того, как поняла, что он никогда не вернется. И я чувствую это сейчас, когда Кэм сидит в тюрьме, а Лейкин выглядит так, словно за последние несколько часов она постарела на десять лет.

Ее волосы собраны на макушке, и она выглядит так, будто хочет спать, но не может этого сделать. Никто из нас не может. Вместо того чтобы вернуться в ее дом, мы взяли мой грузовик и приехали в мой. Это единственное место, где мы можем придумать, как помочь Кэму, не опасаясь, что нас кто-то услышит.

— Я сама выдвину обвинения, — говорит Мали.

Лейкин качает головой. — Ты даже не могла сказать вслух о том, что он сделал. Тебе пришлось бы пережить это перед целым залом суда.

— Мне все равно, — говорит она в ответ. — Это моя вина.

— Мали, — предупреждаю я, но уже слишком поздно.

Лейкин смотрит на свою лучшую подругу. — Еще раз скажешь, что это твоя вина, и я заклею тебе рот скотчем. Ты. Не. Просила. Чтобы. На. Тебя. Напали.

— Нет, но это я позвонила Кэму.

— Чтобы выбраться из опасной ситуации! — огрызнулась Лейкин. — Перестань корить себя за это! Это никому не поможет.

Мали опускает голову, и я вижу, что Лейкин неловко на нее кричать, но последние несколько часов я наблюдаю, как ее терпение истощается каждый раз, когда Мали говорит что-нибудь самоуничижительное.

— Кроме того, — добавляю я. — Даже если бы Айзек попал в тюрьму, это не избавило бы Кэма от нее.

Уже далеко за час ночи мой телефон вибрирует, показывая сообщение от Оуэна.

Что происходит? Есть какие-нибудь новости?

Пока я набираю ответ, девочки перебрасываются несколькими идеями.

Он застрял в тюрьме до слушания дела о внесении залога. Это должно произойти в течение следующей недели или около того. Но все выглядит не очень хорошо.

Черт. Это просто пиздец. Мы можем что-нибудь сделать? Ты же знаешь, мы все его поддерживаем.

Всегда, но сейчас я не думаю, что иожно чем-нибудь помочь. Мы сейчас пытаемся устроить мозговой штурм.

Хорошо. Дай мне знать, если что-то изменится. А пока я сообщу тренеру завтра, что вас с Кэмом не будет на тренировке.

— Адвокат сказал, что Крейг снял видео, так? — спрашивает Мали. — Так что, если ты притворишься, что снова увлечена им? Тогда ты сможешь забрать его телефон и стереть видео.

Это привлекает мое внимание, и я поднимаю глаза от телефона, чтобы посмотреть на Мали. — Если этот ублюдок приблизится к ней, я буду сидеть в тюрьме рядом с Кэмом.

Мали надулась. — Да ладно, неужели ты не можешь на секунду отключить своего внутреннего пещерного человека, чтобы помочь спасти своего лучшего друга?

Я беззлобно усмехаюсь, откладывая телефон. — Неужели ты думаешь, что Кэм согласится на то, чтобы его сестра стала приставать к ее мерзкому бывшему?

Она гримасничает, понимая, что у нее ничего на это нет. — Хорошо, я буду считать это вето.

Я возвращаюсь к смс Оуэну, чтобы сообщить ему о своей благодарности, когда Мали ругается под нос. Мои брови поднимаются, когда я вижу, как она и Лейкин смотрят друг на друга, как будто у них идет молчаливый разговор, а меня никто не посвящает в него.

— Мы не можем, — говорит ей Лейкин.

Мали грустно улыбается. — Я не могу придумать другого варианта, а ты?

Проведя руками по лицу, Лейкин простонала. — Нет. Черт!

— Кто-нибудь из вас хочет меня просветить?

Они обе смотрят на меня, потом друг на друга. Я и не знал, что можно чувствовать себя третьим лишним, находясь в комнате с собственной девушкой. Что бы это ни было, они уже знают, что мне это не понравится.

Мали подняла руки вверх. — Ты должна быть той, кто скажет ему. Из-за меня его лучший друг попал в тюрьму. Сейчас я ему не очень нравлюсь.

Лейкин опускает голову, вздыхая, и когда она поворачивает ее в сторону, чтобы посмотреть на меня, я понимаю, что мне это не просто не понравится

- я буду чертовски ненавидеть это.

Мы стоим в общественном парке, вокруг бегают дети, а мамы ругаются на других мам. Кто-то должен записать это дерьмо, потом посадить их всех в комнате с большим экраном и включить воспроизведение. Можно продавать билеты и попкорн. Это могло бы побить мировой рекорд по самой грандиозной «кошачьей драке».

Я прислонился к столу для пикника, скрестив руки перед грудью. Если бы можно было поменяться с Кэмом местами прямо сейчас, я бы это сделал. Но в зависимости от того, как все пойдет, я могу оказаться там вместе с ним.

— Эйч, — говорит Лейкин, положив свою руку на мою, но я не могу сейчас на нее смотреть.

Дело не в том, что она сделала что-то плохое. Я знаю, что это единственный вариант, который имеет хоть какой-то шанс сработать. Но именно это я ненавижу больше всего. Я злюсь не на нее, а на себя.

— Он мог бы остаться дома, — говорит ей Мали.

Я насмехаюсь. — И позволить ей быть рядом с ним одной? Ни единого шанса.

— Она не одна. У нее есть я, — возражает она.

— Ты предвзята.

— Хватит препираться, — укоряет нас обоих Лейкин. — Я думаю, это он.