Капля воды - крупица золота

Через некоторое время дверь распахнулась, и показалась Аджап. Три пары глаз устремились на нее.

Аджап шагнула к скамейке, сказала усталым спокойным голосом:

— Операция прошла благополучно. Больной вне опасности.

После напряженной паузы Нуры закричал «Ура!» и, схватив Галю, закружил ее вокруг себя.

— Нуры! — укоризненно проговорила Аджап. — Ты все-таки в больничном дворе, а не на свадебном тое. — И ласково обратилась к Гале: — Вытри слезы, Галя-джан. Все хорошо. Если и дальше так будет, то дня через три-четыре Володя выйдет отсюда.

— Можно, я хоть взгляну на него?

— Сейчас нельзя, ему необходим покой.

Галя все-таки отказалась пойти домой. Нуры остался с ней. Бабалы подождал, пока Аджап отдаст необходимые распоряжения, и вскоре оба они были дома.

Там их ждала телеграмма, адресованная Аджап: «Отец серьезно болен, срочно выезжай, мама». Оба чувствовали себя так, будто среди ясного дня разразилась гроза. Нужно было звонить Новченко, чтобы он выделил специальный самолет.

На свадьбе Аннама и Марины начальник строительства и начальник участка держались друг с другом вполне миролюбиво, но Бабалы не мог забыть об их недавнем столкновении и взялся за трубку скрепя сердце. Ему повезло: Новченко оказался на месте, с Бабалы разговаривал дружелюбно и сочувственно, сказал, что в Рахмете сейчас находится самолет, который должен возвратиться в Мары, но он, Новченко, передает его в полное распоряжение Бабалы. Он даже посоветовал Бабалы лететь в Ашхабад вместе с Аджап: ей ведь может понадобиться его поддержка.

И опять Бабалы подумал: а неплохой все-таки мужик Сергей Герасимович, несмотря на вздорный нрав.

Аджап, на которой лица не было, торопливо собиралась в дорогу.

Бабалы тоже принялся укладывать свой чемодан.

— А ты куда? — удивленно спросила Аджап.

— С тобой. В Ашхабад.

— У тебя, по-моему, здесь дел хватает.

— Мне не хочется отпускать тебя одну. Новченко разрешил мне лететь.

— Не пори горячку, Бабалы. Еще неизвестно — что у отца. Если совсем плохо… я дам тебе знать.

Проводив Аджап, Бабалы вернулся домой, прилег на диван. Ну и денек выдался. Болезнь Володи. Болезнь Моммы Мергена. Прямо мор какой-то напал на близких ему людей… Как бы вместо собственной свадьбы не пришлось очутиться на чужих поминках. Мудро заметил Махтумкули*: «Те, кто радовался с утра, после полудня приуныли».

С трудом Бабалы добился, чтобы его соединили с правлением колхоза «Абадан», и попросил позвать к телефону Артыка.

Тот, видно, был где-то неподалеку, уже спустя минут пять Бабалы услышал веселый отцовский голос:

— Как дела, сынок, как здоровье? Мы ждем тебя и Аджап! К свадьбе все уже готово.

— Отец свадьбу придется отложить.

— Что там еще стряслось?

— Моммы-ага заболел, я только что отправил Аджап самолётом в Ашхабад.

— Вай, вот уж вправду, беда таится между бровью и глазом. Ведь еще вчера Моммы был здоров как бык. Плохо, сынок, плохо. Что ж, сообщу всем, что свадьба переносится, и поеду к Моммы.

— Смотри сам, отец.

Их разъединили, а Бабалы всё держал в руках трубку.

Да, никогда не знаешь, что ждет тебя завтра.

Но надеяться все-таки надо на лучшее.

Глава сорок первая КТО МУТИТ ВОДУ?

троительство Большого канала привлекало к себе внимание не только республики — всей страны. На участки часто наведывались корреспонденты — и центральных, и местных газет. Газетчики причиняли Бабалы немало беспокойства. Они непременно требовали машины, чтобы побывать на объектах (а машин всегда не хватало), и отнимали уйму времени своими вопросами — все-то им расскажи, объясни, разжуй. К тому же попадались среди них и верхогляды, выступавшие в основном с материалами восторженными и поверхностными, и «сочинители», которые приписывали строителям то, чего они не говорили и чего еще не сделали, и просто болтуны, с апломбом писавшие на любые темы.

Бабалы начал свое утро с просмотра газет.

На душе у него было пасмурно: он не знал, как долетела Аджап, в каком состоянии застала отца. За окнами с шакальим воем метался ветер. В кабинете было темно из-за хмурой погоды, он казался тесным, потолок, стены словно давили, наваливались на Бабалы.

Прочитав строительную многотиражку, Бабалы взялся за одну из ашхабадских газет. На второй полосе в глаза ему бросилось название довольно пространной статьи: «Самодур на руководящем посту». Хлестко, подумал Бабалы. И с первых же строчек понял, что речь в статье шла о его участке, о Рахмете. В начальных абзацах автор статьи расточал похвалы по адресу начальника участка: он, мол, хорошо организовал строительные работы, сумел навести на участке порядок, укрепил трудовую дисциплину. Запев этот был явно для отвода глаз, он как бы утверждал объективность автора. А дальше шло дежурное «к сожалению»: мол, полному проявлению деловых качеств начальника участка мешают его неоправданная самоуверенность, самодурство, которым — опять-таки, «к сожалению» — никто пока не дал должного отпора.