Капля воды - крупица золота

— Бежишь, значит от позора? Вот это уже худо. Что это за напасть такая; слесари приходят, грозят — уйдем, прораб просит: отпусти, ты вот тоже; переведи в другую бригаду. Ведь это слабодушие, а, Аннам?.. Мне ведь тогда тоже впору взмолиться; освободите меня от моей должности, будь она проклята!… Нет, братец, так не годится. Застала тебя где беда — так застынь как кол!.. Ни шагу назад, как говорили на фронте. На месте с ней справляйся. Понял?.. — Бабалы с досадой поморщился; — Ну, что ты все вздыхаешь? Ты ведь не хотел подвести бригаду, так?

— Да я… я за всю жизнь камнем не бросил в чужую курицу… Все стараешься, как лучше… А экскаватор вот поломал. Это ведь народное добро, Бабалы-ага!..

— Ясно, ясно, Аннам. Да, как матушка-то твоя чувствует себя на новом месте?

Аннам чуть оживился:

— Не поверите, Бабалы-ага, ну, как дома!.. Хлопот у нее прибавилось, а она и рада: семья, говорит, у меня теперь большая.

— Об ауле-то не скучает?

— Некогда ей. С девушкой одной подружилась. Есть у нас девушка из Белоруссии Марина, — Аннам покраснел. — Ну, они и держатся вместе, как наседка с цыпленком. Послушали бы вы, как они дружка с дружкой разговаривают — помрешь со смеху!.. Мать — все жестами, жестами. А Марина учит наш язык…

— Хорошая девушка?

Аннаму показалось, что Бабалы смотрит на него с подозрением, он смутился еще больше:

— Хорошая…

— Ну, вот что, Аннам. Что случилось, то случилось. Если ты чувствуешь за собой вину, то выход у тебя один: все сделать, чтобы загладить ее. Бегством ты от собственной совести не спасешься. Подумай о матери, о своих товарищах!.. Они, наверно, с ног сбились, разыскивая тебя. И Мухаммед места себе не находит, уж я-то его хорошо знаю. И винит во воем не тебя — а себя! Уж наверняка казнится, что недоглядел за своим учеником. О Бостан-эдже уж не говорю — поди, извелась вся. Ведь мать!.. Да, как девушку-то зовут?

— Марина…

— Тоже, верно, беспокоится… Да и Бостан-эдже ее теребит, не дает ни сесть, ни встать: что-то с моим сыночком, куда он подевался, бедняжка?.. А бедняжка вон что задумал: бросить всех, из родного дома в чужой податься! Разве это дело, Аннам? Разве поступают так настоящие джигиты? Мой тебе совет… Да нет, братец, просто я тебе приказываю: тотчас же возвращайся в бригаду. И уж сделай как-нибудь так, чтобы не подумали, будто ты сбежал. Скажи так: решил, мол, доложить об аварии начальнику строительства, поскольку он земляк мой. Не то, конечно… Ну, да ничего, сойдет. Передавай всем привет от меня. Ясно?

— Угу.

— Тогда, как говорится, приступай к исполнению.

Распрощавшись с Аннамом, Бабалы приоткрыл дверь и попросил секретаря:

— Больше ко мне никого не пускайте, я занят.

Он снова начал перебирать бумаги, и вскоре на глаза ему попался конверт, адрес на котором был выведен таким знакомым почерком… Сердце у Бабалы замерло. Письмо от Аджап!.. Он торопливо вскрыл конверт, достал письмо. Первые строчки, дышавшие нежностью, заставили его расплыться в блаженной улыбке. И вдруг он насторожился, как пугливый конь, почуявший опасность. «А с назначением все осталось по-старому, — заключала свое письмо Аджап, — Я уже получила путевку и завтра выезжаю в Карамет-Нияз. Желаю тебе здоровья и успехов, твоя Аджап».

Листок с горькими этими строчками выскользнул из пальцев Бабалы и черной птицей опустился на стол…

Глава двадцатая БОСТАН В РАЗДУМЬЕ

а участок, где работала бригада Мухаммеда, обрушилась пыльная буря.

Она налетела с такой силой, окутав все густой тьмой, что казалось — наступил конец света.

Трудно было разобрать: день сейчас или ночь, с земли вздымается проклятая пыль или мутными потоками низвергается с неба. Пыль скрыла солнце, заполнила собой все пространство от неба до земли, от горизонта до горизонта.

Бостан-эдже, собрав посуду, несла ее в вагончик, ветер толкал ее в спину, она бормотала по привычке: «Уймись, небо, минуй нас, беда!.. Ох, прогневили мы, видно, бога!» Она казалась самой себе маленькой, слабой, беспомощной перед грозной, могучей стихией. И хоть понимала, что не унять ей бури мольбами и уговорами, но все продолжала просить: «Минуй нас, беда!»

А бригада — работала.

Как ни ярилась буря, она не в силах была помешать экскаваторам грызть пустыню.

Правда, экскаваторщики ничего не видели перед собой, не видели, куда опускается ковш, где и как высыпается захваченный им грунт. Они лишь чувствовали, угадывали движение стрелы и ковша и действовали, полагаясь на интуицию и на свои руки, привыкшие к точности и определенному порядку совершаемых операций.