Капля воды - крупица золота

Покончив с неотложными делами, Аджап решила немного отдохнуть. Она чувствовала себя очень усталой — ведь чуть ли не всю ночь провела в дороге. Закрывшись в кабинете, она сняла халат, стянула с головы косынку, подошла к зеркалу. Губы ее невольно сложились в улыбку — из зеркала смотрела на нее не прежняя Аджап, с чуть легкомысленным, лукавым взглядом, свежей, холеной кожей, румянцем во всю щеку, — а «товарищ доктор», у которого лицо уже загорело и обветрилось, а нежные губы потрескались, запеклись… Аджап, однако, не огорчил этот вид, наоборот, она почувствовала некоторую гордость за себя…

Вот бы увидел ее сейчас Бабалы!

Ей вдруг почудилось, что он идет ей навстречу из таинственной глубины зеркала. Ворот рубашки распахнут, и видны почерневшие от солнца шея и грудь; волосы и лицо покрыты пылью, а глаза смотрят выжидающе, требовательно. Ей даже послышался оклик: «Аджап-джан!», и она вздрогнула, а видение тут же исчезло, и в зеркале осталась одна Аджап, с лицом озабоченным, утомленным, чуть опечаленным…

Между ней и Бабалы лежала пустыня. Двести километров песков, двести километров, казавшиеся бесконечными…

Как ей хотелось сейчас быть рядом с ним! Сев за стол, она достала из сумочки и поставила перед собой фотографию Бабалы. Долго глядела на нее…

Аджап успела не просто соскучиться — она истосковалась по любимому. И тревожилась: как-то он там, один, в своем Рахмете? Тоже, наверно, беспокоится о ней и мучается из-за затянувшейся разлуки. В его чувствах Аджап не сомневалась: он никогда не скрывал их от нее. Ей вспоминались встречи с Бабалы — и первая, когда они смущенно мямлили что-то, боясь поднять глаза друг на друга, и другие, с «подкалываньями» и обидами, — обычно Аджап поддразнивала Бабалы, и та, предпоследняя, когда она оставила Бабалы в Ленинском сквере, обидев в который уж раз… Она ораву же пожалела об этом — а теперь готова была ругать себя не только за этот вечер, но за все свои «фокусы», которые ее забавляли, а Бабалы причиняли боль. Зачем она с ним так? Ведь он же по-настоящему ее любил, да и она знала, что только с ним будет счастливой.

После отъезда Бабалы она рассказала о нем родителям. И они, еще не видя суженого своей дочки, в которой души не чаяли, приняли его в свое сердце и часто потом заводили речь и о нем, и о его отце Арты-ке, которого хорошо знали, и о предстоящей свадьбе.

Вместе с дочерью они страстно мечтали о том, чтобы после окончания института ее послали в Рахмет.

А она попала в Карамет-Нияз.

И с первых же дней Аджап увлекла ее работа. Бытовая неустроенность, пыль, долгие утомительные дороги — ничуть не испугали Аджап. Чувство ответственности, самостоятельности поднимало ее в собственных глазах. Она уже оказала помощь не одному больному, несколько раз чужая беда заставляла ее забираться в глубь пустыни. Она возвращалась оттуда, вот как сегодня, усталая — и довольная. Она радовалась, что выполняет свой долг перед людьми, и старалась делать это как можно добросовестней. За работой она порой забывала о Бабалы…

Сейчас же, когда она осталась наедине с собой, сердце у нее щемило — от любви и тоски.

Оторвав взгляд от фотографии, Аджап посмотрела на часы. Пора уже было идти к Попову. Она спрятала карточку в сумочку, причесала волосы и отправилась в контору Карамет-Ниязского участка.

Евгений Власович принял ее радушно, еще раз поблагодарил за помощь больному в Ничке, долго расспрашивал, как обживается она на новом месте, не нуждается ли в чем, нет ли каких нехваток в поликлинике…

Добродушно улыбаясь, пошутил:

— Наверно, после Ашхабада вы себя чувствуете так, будто угодили из рая — в ад?

— Вот уж нет, Евгений Власович! — торопливо возразила Аджап. — Я ведь внутренне подготовилась к любым трудностям и неудобствам.

— Все-таки Ашхабад — это Ашхабад…

— Жить там, конечно, легче и удобней. Зато здесь работать интересней!

Попов взглянул на нее с любопытством, и Аджап горячо продолжала:

— Понимаете, люди здесь какие-то особенные. Для них дело, которое они делают, — прекрасное и великое, потому и работают все самоотверженно, даже подвижнически. И я тоже ощущаю себя сопричастной этому великому делу.

— Не романтизируете ли вы нашу стройку, Аджап Моммыевна?.. Люди-то у нас встречаются всякие. В этом особенность и беда любого большого строительства.

— Я знаю, — кивнула Аджап. — Даже пословица говорит: в горах встретишь волка, в народе — вора. Я сама убедилась: попадаются среди строителей и проходимцы, которым ничего не дорого. Но сама стройка отметает их, как ветер — полову, она как бы подбирает людей по росту себе… Ведь у строителя Большого канала должен быть особый характер, верно?.. И когда видишь настоящих строителей, то и самой, хочется быть вровень с ними.

— Честное слово, Аджап Моммыевна, не примите это за лесть — но я слушаю вас просто с удовольствием.

Про себя Евгений Власович подумал чуть лукаво: ай, Бабалы Артыкович, знал, кого выбрать себе в подруги!.. До чего ж они подходят друг к другу, он и эта молодая, увлекающаяся докторша!