Капрал Бонапарта, или Неизвестный Фаддей

Нет ничего ужаснее этих бессонных ночей. Эх, послал бы бог, что ли, сон. Во сне-то Фаддей бывал свободен и был волен делать, что заблагорассудится. А еще во сне было не так холодно, и не числился он в солдатах во сне-то.

Но именно сон превращал пробуждение в нечто совершенно ужасное. Мгновение какое-то он пытался осознать, где пребывает. А потом как звонкая пощечина: нет, не дома он, не в своей комнатенке даже меблированной в Геттингеме, а на гауптвахте бесправным узником.

А вот Мари сниться ему перестала. Больше не погибала она в его снах. Не было ее больше в сновидениях. Ровно и в самом деле под землю провалилась. Раньше-то, когда плохо Фаддею бывало, ничего другого и не снилось даже…

И росла в душе звериная почти тоска по женщине. Тоска по женскому голосу, по женскому лицу, озаренному улыбкой. Все это казарменное безумие противно человеческой природе! Нельзя жить так, как устав воинский предписывает. Нельзя.

Шаги. Шаги?

Фаддей приподнялся, вслушиваясь в шорохи ночные.

А, караульные явились не запылились. Ключ повернулся в замке. Ну, и чего им посредь ночи от него-то надобно? Дверь со скрипом растворилась. В щель рука со свечой просунулась, а потом и тень длинная, тощая возникла. Нет, не караульный это…

– Пробил твой час. Выкладывай, Булгарин, желание последнее, – прогремел глас в ночи.

Фаддей в ужасе на свет свещной щурился. И не узнать, кто к нему пожаловал. И чего от него хотят? Последнее желание? Эко звучит нерадостно… Неужели маршал Даву отомстить восхотел?

А тень приблизилась. Огонек свечи на мгновение лик высветил. И Фаддей с облегчением узрел копну белокурых волос.

– Цветочек! – удивленно воскликнул Булгарин. – Это ты? – рывком выпростал ноги из-под одеяла и сел на краешек лежака.

– Утречко доброе, Булгарин! – с ухмылочкой поприветствовал его сияющий Цветочек. – Да, это я, златой мой вьюнош! – и повел бровями белесыми. – И свечечку тебе принес!

– Ты, что ль, сегодня в караульных? – догадался Фаддей.

Цветочек устало отмахнулся.

– Ну, да. Более или менее я…

Фаддей стукнул кулаком по колену.

– Эх, знал бы заранее, попытался б тогда бежать сегодняшней ночью! Но да все равно… Рад, рад я тебя видеть! – он быстро поднялся, сделал шаг к Цветочку и выхватил у него из рук связку ключей. – Дай-ка хоть посмотрю на ключики от свободы, дружок! – И взвесил на ладони тяжеленную связку. – Теперь я, аки апостол Петр, старый ключник райский!

– Эй, ключи-то отдай! – неуверенно пискнул Цветочек. – Хорош уже глупости делать!

– Это какие-такие глупости? – лукаво спросил Фаддей, поглядывая на Цветочка и корча физиогномии буйно помешанного.

Цветочек попятился прочь.

– Булгарин, отдай ключи подобру-поздорову…

– Дурак, я тебя лишь попугать хотел, – сник Фаддей. – Не нужны мне ключи, эвон ты дверь и так не запер… – и бросил товарищу связку ключей. – Неужели ты и в самом деле поверил, что брошусь с ключами по двору казарменному, понаоткрываю все двери и оставлю тебя здесь с твоей дурацкой свечечкой, а?

Цветочек смущенно хихикнул.

– Все шутишь, да? Хотя… – юноша зябко передернул плечами. – Ты ведь всегда хотел бежать. Кто ж тебя не знает…

Фаддей скривил рот.

– А вот я в отличие от всех вас не так уверен в своих желаниях! – и вновь присел на лежак. – И что тебя ко мне принесло, дурень?

Цветочек протянул теплое одеяло-скатанку.

– Я вот подумал… Уж больно холодно у тебя здесь…

– Что ж ты раньше-то молчал!

– Ага, молчал. А ты мне слово вставить дал? Напугал тут с ключами, – и с ухмылкой бросил одеяло Фаддею, а потом присел рядом. – Привет тебе от Мишеля. А еще он велел передать, чтоб не смел тут завшиветь.

Фаддей кивнул.

– Ну, уж нет, одну вошечку я для Мишеля точно приберегу.

– И от Дижу я тебе тоже кое-что передать хочу.

Фаддей удивленно уставился на Цветочка.

– Что-о? Он говорил с тобой?

Цветочек небрежно пожал плечами.

– Да так, немного поговорили. Его к нам поместили.

– Ну, и что же? – нетерпение Фаддея все возрастало.

– Обожди-ка…

Цветочек посветил свечой на стену за лежаком. Словно искал что-то.

– Он здесь кое-что выцарапал, когда сам сидел на гауптвахте, – пробормотал он. – Над кроватью, сказал… Ах, вот же оно! «Наполеон! Проклятый мерзавец…» Дальше Дижу не дописал.

Фаддей обернулся к стене.

– Так это Дижу выцарапывал?

– Он сказал, ты докончить эту надпись должен.

Фаддей скривил губы в усмешке и кивнул:

– Чего ж не дописать. Допишу. Так и передай Дижу, – и заговорщицки шлепнул Цветочка по ляжке. – И это все?

Цветочек потерянно опустил глаза.

– Проклятие! Так ты ничего не знаешь?

Фаддей похолодел.

– Что, что я не знаю?

– Скоро нас отсюда переводят, а куда – неизвестно.

– Это конец! – простонал Булгарин. – Ты точно уверен?

Цветочек невесело кивнул головой.

– Еще как уверен! Ты бы видел, как офицеры по плацу снуют! Мишель думает, что нас погонят в Испанию. Говорят, Наполеону там сейчас несладко приходится.

– И он решил пустить нас на мясной фарш, – с горечью хмыкнул Фаддей. – Как будто нас его проблемы интересуют… У меня, например, и своих хватает! Тем паче сейчас!

Булгарин вскочил на ноги.