Капризная вдова

– Да, соскучился! Если я лишаюсь возможности хотя бы дважды в день поболтать с хорошенькой женщиной, то становлюсь ужасно раздражительным, начинаю ко всем беспричинно придираться. И знаете что? Особенно я соскучился по вашим чудесным ручкам: о, как нежно они коснулись моего лица во вторник, когда мы были одни! Кук, конечно, умеет ухаживать за больными, но отсутствие положительных эмоций действует на меня губительно! Поэтому я хотел попросить вас повторить эту целительную процедуру сегодня, а вы не изволили меня навестить!

– Как вы можете помнить, что было во вторник? – воскликнула Генриетта. – Вы же были без сознания!

– Нет, я уже пришел в себя, хотя и был еще очень слаб. Но я все помню! Погладив меня по щеке и лбу, вы встали и подошли к окну. Лучи закатного солнца освещали ваше лицо – сначала вы хмурились, а потом улыбнулись. Вам необходимо улыбаться!

Генриетта попыталась освободиться из его объятий, но он сжал ее еще крепче.

– Оставьте этот вздор, сэр, не надо морочить мне голову! К тому же, как вы объясните свое поведение, если кто-нибудь увидит нас из окна?

– Кого-кого, а Хантспила я не боюсь, если вы его имеете в виду!

– Милый Хантспил! – воскликнула Генриетта с самым невинным видом. – О встрече с таким славным джентльменом можно было только мечтать, не правда ли?

Интересно, примет ли Король ее шутливый тон? Не поймет ли его превратно, как поощрение к новым вольностям? Генриетта осознавала, что Брэндиша надо наконец поставить на место, но никак не могла найти нужный тон.

Бросив на нее понимающий взгляд, он ухмыльнулся.

– Подхалим, каких поискать!

– Ваше присутствие его не разозлило? Брэндиш на манер Хантспила высокомерно вскинул бровь.

– Мистер Хантспил сначала встретился с моим отцом, – немного гнусаво заговорил он, передразнивая нового владельца усадьбы. – Узнав, что его незваный гость пэр Англии, бедняга едва не кинулся лизать лорду Эннерсли сапоги! Разумеется, как сын пэра я тоже был всячески обласкан! – Брэндиш бросил дурачиться и закончил нормальным голосом: – Пожелай я остаться здесь на год, Хантспил не посмел бы и пикнуть.

– Я не самого высокого мнения о своем кузене! – ответила Генриетта, делая новую попытку выскользнуть из объятий Брэндиша.

– Обо мне и говорить нечего! – ответил Брэндиш, стискивая ее еще сильнее. – Но, согласитесь, он наверняка очень понравится моей тетушке! Она обожает подхалимов, они льнут к ней, как мухи на мед. А своей важной поступью ваш кузен очень напоминает мне молодого петушка! – заметил он, и Генриетта прыснула.

Внезапно она краем глаза заметила движение возле окна одной из спален и тотчас предупредила Брэндиша, что за ними наблюдают.

– Куда ведет эта дорога? – торопливо оглядевшись по сторонам, кивнул он на увитую зарослями ломоноса арку.

– К конюшне.

– Неплохое местечко! – Брэндиш схватил Генриетту за руку и потянул ее под арку.

– Ну уж нет, я не настолько глупа, чтобы последовать за вами, мистер Брэндиш! – воскликнула молодая женщина. – Сейчас же отпустите меня! Вы переходите все границы!

– Да не пойдем мы на конюшню, не бойтесь! – воскликнул он. Затащив Генриетту под арку, где их уже не могли увидеть из дома, он тут же снова крепко обнял се, прижав спиной к каменной стене.

– Я так скучал без тебя, дорогая! – воскликнул он, целуя ее.

Новая встреча с Брэндишем, как и все предыдущие, привела мысли Генриетты в полный беспорядок. Она всегда терялась перед ним, ругал ли он ее за намерение выдать замуж Энджел, или, как сейчас, доводил до исступления поцелуями. Он продолжил атаку, и Генриетта тихонько вскрикнула. Ах, Брэндиш изощренный сердцеед – даже от поцелуев Фредерика она не испытывала такой сладостной муки. Отвечая на ласку его губ, она вспомнила поцелуи в конюшне и свое обещание стать его любовницей, если он останется в Гемпшире. Он так и не уехал! С той встречи прошло уже четыре дня, а он все еще в Гемпшире, к тому же в ее доме, слишком близко от нее, чтобы она могла сохранять душевное равновесие, чувствовать себя в безопасности.

– Твои поцелуи полны неги, как сама любовь, дорогая Генри! – прошептал он задыхаясь.

– Пожалуйста, Король, отпусти меня! – простонала она.

– Сначала сама отпусти меня, – ответил он со смешком, – ведь ты обнимаешь меня за шею. Если у тебя хватит сил разжать руки, я дам тебе свободу, хотя этому противится все мое существо!

Но Генриетта лишь еще теснее прижалась к нему, и, снова завладев ее губами, он коснулся их языком. И опять, как тогда, в конюшне, в ней всколыхнулись все запретные, страстные мысли, которые она старательно от себя гнала. А он искушал ее, трепетно прикасаясь к ее губам своими, но не целуя, пока наконец, изнемогая от страстного томления, она не прошептала:

– О милый, не мучай же меня!

Тогда, неистово сжав ее могучими руками, он снова впился в ее рот, и она растаяла в его объятиях, совершенно обессиленная.