Мать Себастьяна была сестрой короля Филиппа, что и позволило последнему заявить о своих правах на престолонаследие и добиться португальского трона. Португалия изнемогала под властью этого чужеземного правителя, и отец Мигель де Соуза, истинный патриот, был едва ли не первым среди тех, кто мечтал освободить страну. Когда дон Антонио, сводный двоюродный брат Себастьяна, бывший некогда настоятелем монастыря Крату, поднял мятежный стяг, отец Мигель стал одним из самых ревностных сторонников этого честолюбивого и предприимчивого храбреца. В те дни отец Мигель был архиепископом, человеком, пользовавшимся репутацией высокоученого государственного деятеля и дипломата. Он занимал пост проповедника дона Себастьяна и духовника дона Антонио и обладал огромным влиянием в Португалии. Влияние свое он неустанно употреблял на пользу претенденту, которому был глубоко предан. После того, как сухопутное войско дона Антонио потерпело поражение от герцога Альба, а его флот был разгромлен у Азорских островов маркизом Санта-Круз в 1582 году, отец Мигель оказался в большой опасности и опале как один из наиболее рьяных мятежников. Его схватили и надолго бросили в тюрьму. В конце концов, поскольку он, видимо, раскаялся в своих грехах, Филипп II, прекрасно знавший цену одаренному канонику и желавший приручить его, велел в расчете на благодарность освободить отца Мигеля и сделал его викарием в Санта-Мария-ла-Реаль, где он теперь и исполнял обязанности исповедника, советника и доверенного лица принцессы Анны Австрийской.
Однако благодарного отношения отца Мигеля не хватило, чтобы изменить сущность его натуры; он по-прежнему был предан претенденту, дону Антонио, в своем неуемном честолюбии продолжавшему плести интриги в изгнании. Не хватило ее и на то, чтобы притушить пламенный патриотизм монаха. Мечтой его жизни было видеть Португалию независимой и управляемой сыном ее народа. И вот, благодаря пылкой надежде Анны (надежде, которая с каждым днем крепла, превращаясь в убежденность), что Себастьян жив и когда-нибудь, вернется, чтобы потребовать обратно свой венец, два этих человека продолжали все ближе сходиться друг с другом в тихой обители Мадригала, вокруг которой бурно кипела жизнь.
Но шли годы, молитвы Анны оставались без ответа, освободитель не появлялся, и ее надежды начали угасать. Она вновь начала подумывать о том, что сможет соединиться со своим неведомым возлюбленным лишь в лучшем из миров.
Как-то раз весенним вечером 1594 года – спустя четыре года после того, как Анна впервые услышала от священника имя Себастьяна, – отец Мигель шагал по главной улице Мадригала, городка, в котором он знал всех и каждого. И вдруг, к своему удивлению, каноник встретил незнакомца. Любой незнакомец наверняка привлек бы внимание отца Мигеля, а этот и подавно: обликом своим он смутно напомнил священнику о каких-то давних событиях, напрочь стершихся из памяти. Потрепанное черное одеяние незнакомца выдавало в нем обыкновенного горожанина, но его осанка, взгляд, военная выправка и гордо вскинутая голова никак не вязались с простотой платья. От этого человека веяло отвагой и уверенностью в себе.
Мужчины остановились, изумленно глядя друг на друга; на устах незнакомца заиграла тусклая улыбка. Сейчас, в сумерках, возраст его определить было невозможно: ему могло быть и тридцать, и пятьдесят. Отец Мигель растерянно нахмурился, и тогда незнакомец снял с головы широкополую шляпу.
– Храни тебя Бог, отче, – произнес он.
– И тебя, сын мой, – отвечал священник, все еще ломая голову над вопросом, кто перед ним. – Кажется, я тебя знаю. Так ли это?
Незнакомец рассмеялся.
– Весь мир может забыть меня, только не ты, отче.
И тут отец Мигель охнул.
– Господи! – вскричал он и возложил длань свою на плечо молодого человека, вглядываясь в его смелые серые глаза. – Какими судьбами ты здесь?
– Я здешний кондитер.
– Кондитер? Ты?
– Надо же как-то жить, а поприще кондитера – честное поприще. Я был в Вальядолиде, когда услышал, что ты служишь викарием в здешнем монастыре. И вот, в память о старых и добрых счастливых временах решил навестить тебя, отче, и попросить о поддержке, – ответил незнакомец с непринужденной самоуверенностью и легкой насмешкой в голосе.
– Разумеется… – начал было священник, но осекся. – Где твоя лавка? – спросил он.
– Дальше по улице. Ты удостоишь меня свои посещением, отче?
Отец Мигель поклонился, и оба пошли своей дорогой.
В последующие три дня священник приходил в монастырь, только чтобы отслужить мессу. Но утром четвертого дня он отправился из ризницы прямо в гостиную и, несмотря на ранний час, потребовал аудиенции у ее высочества.
– Госпожа, – сказал он ей, – у меня для тебя важная весть, которая преисполнит радостью твое сердце.
Анна взглянула на него и увидела лихорадочный блеск в его глубоко посаженных глазах, румянец возбуждения на острых скулах.
– Дон Себастьян жив, – продолжал тот. – Я видел его.