Капсула бессмертия

Симпатичный парень с тоннелями в ушах обслуживал цветасто одетых бородачей, примостившихся за стойкой. Они выставляли напоказ чудесную растительность: усы Дали, Подковы, длинные и короткие Хэндлбар, бороды Утиный хвост и Франц Иосиф.

«Парикмахеры», – подумал Герман, топчась у витрины, – его тянуло туда, но почему-то он вернулся к беседке Spaten: просто выпить пива перед вылетом. Сел за барную стойку, кивнув фанатам. Устало скинул сумку NBА. Пусть думают, что он тоже спорстмен.

– Третьяковский!!! Офигеть…

Герман обернулся.

Из глубины нового зала вылетов Домодедово к нему летела Надя. Она была вся в белом: в белом пиджачке и белой узкой юбке, в белых босоножках, с белой сумочкой, украшенной большим золотым знаком Gucci, и с белым чемоданчиком на колесах. Как частный самолет…

…или зашедшая в гавань маленькая яхта, инкрустированная драгоценными металлами со смуглыми вставками лакированных голеней и кистей…

… или вынесенный морем мраморный фрагмент неизвестной суперцивилизации…

… или облачко на чистом небосклоне над морем: еще секунда, и оно растворится.

– Ты что здесь делаешь? – Надя улыбалась, сияя от легкого гламурного размытия, поглядывала краями индиголитовых глазок на реакцию зала вылетов. Как они расценят столь чистую и неподдельную радость, делающую человека поистине прекрасным.

– Как что, в смысле… на Гоа еду, – не мог сдержать улыбки и Герман.

– А-а-а-а! – Надя запрыгала и захлопала в ладоши. Обняла, чмокнула в щечку. – Я тоже.

– Серьезно?

– Да. Стоишь?

Третьяковский кивнул. От стойки регистрации на рейс Москва – Гоа его еще отделяла компания из веселых подвыпивших друзей-дайверов с красными шеями – они сразу притихли, когда Надя взяла Германа под локоть и встала рядом с ним, пуская волны фантомной близости.

– Поверить не могу. А ты говоришь, нет судьбы…

– Я такого не говорил.

– Как это можно встретиться… – она подняла вверх пальчик, – в аэропорту! Подожди, у нас что, один рейс?

Достали билеты, сверились – снова запищала и обняла Германа.

– Один рейс! Ну вот как это может быть, скажи?

Третьяковский глупо пожал плечами.

– Я не знаю.

Он же предвидел встречу, предвидел тонкий белый след от бикини на шелковом бедрышке, предвидел детский беленький лобок…

– И я не знаю. Ты же никогда на Гоа не был?

– Не был и вот решил.

– Именно сейчас?

– Именно сейчас. А ты?

– Я. Ну, я ж всегда любила…

– Одна?

Надя кивнула.

– А муж где?

– Работает. Ты в какое место?

– В Арамболь, а ты?

– Я рядом, в Морджим.

– Класс.

– Ты рад?

– Да.

– Я знала, что мы с тобой все-таки куда-нибудь смотаемся вместе.

Они снова неслись мимо ресторанов с магазинами – быстроходная Надя впереди, за ней Герман, запыхавшийся и запутавшийся в свитерах – паспортах – билетах.

– Давай скорей.

Мимо «Баскин Роббинс» с примерзшим к витрине ребенком и папой, медленно достающим кошелек.

– Где же это было? – Надя вертела головой.

– Что?

– Да «Зю». Я всегда там сижу. И всегда найти его не могу.

Снова устремилась по невидимому руслу, за ней в завихрениях форватера Пророк.

И вот наконец Zю – ресторан сети паназиатской кухни, адаптированной под российский вкус, – заманчивая темная пещера со свежими ядовито-зелеными вставками. Фирменный стиль свидетельствует о премиальности и экзотичности: в глубокой тени джунглей, под сплетенными ветвями баобаба, среди опаснейших древесных лягушек.

«Ах, вот что ты выбрала для интимной беседы, дитя природы».

В глубине – единственный силуэт. Одинокая девушка, вяло всасывающая свежевыжатый сельдереевый сок. На тонких запястьях – браслеты с черепами, под расстегнутой косухой – платье в крупный горох. Кто она? Дочь олигарха, сбежавшая из-под опеки? Дизайнер? Актриса? Да, похоже, что-то связанное с кино. У нее детское капризное личико.

– Как тебе здесь?

Герман оторвался от одинокой посетительницы и поймал остренький, насмешливый глазок Нади. Она в свою очередь бросила заинтригованный взгляд на девушку с черепами и выбрала столик в другом конце зала.

– Я тут всегда креветки беру, сельдереевый сок и дим-самы с овощами. С гоанским не сравнится, но хоть как-то. Ты что будешь?

– То же самое.

– Отлично.

Музыка соответствовала интерьеру: шум леса и воды, стрекот неизвестных тропических насекомых, звенящие от соприкосновений трубочки Музыки ветра. Надя позвала напуганного, видимо, всей этой обстановкой официанта в зеленом шелковом кимано и сделала заказ.

– Ну, рассказывай, – снова обрушилась всеми своими флюидами на Германа.

– Да все хорошо.

– По работе едешь?

– Нет. – Герман взял в руки и повертел тэйбл тент с акцией от мартини: второй бокал бесплатно. – Я ж уволился.

– Серьезно? Поздравляю. Теперь свободный человек.

Пророк вздохнул: «свободный до последнего».

– Ты, кстати, выпить не хочешь? – Герман кивнул на тейбл тент.

– Перед полетом?

– Ага.

Они взяли два мартини по акции. Надя глянула на свои Happy diamonds.

– Я еще в дьюти фри забежать хотела. Пойдешь со мной?

Третьяковский поднял глаза к потолку, нахмурился и замычал, словно решая, стоит ли потакать женским прихотям.

– Ну что ты, хватит, – толкнула его рассмеявшаяся наконец Надя. – Мне реально помочь надо.

– Ладно, ладно. Выпьем только.

– Так что?