– Ну, вот и все. Садись на медведя.
Герман слез с кресла и лег на привале перед столиком, возле которого уже разместились с хорошо раскрытыми тазобедренными суставами в прямых и ровных позах лотоса с удовольствием поглядывающие друг на друга и отражающие это удовольствие Петр и Надя.
– Меня Таня вообще на эту мысль натолкнула, – хвастался Петр, залезая ложечкой красного дерева в душистый пакет с иероглифами и пересыпая листья в заварник.
– Мы ей столько о тебе рассказывали! – подхватила Надя.
– Да. У нее богатый опыт. Она многих на ченнелинг подсадила. Искренне во все это верит, вот что самое интересное.
– Но людям-то реально помогает? – лила воду на мельницу Надя.
– Да, я и не спорю. Танька многих вытащила. Серегу того же. И когда во время презентации я увидел, что у тебя точно проблемы… ты помнишь, ты чуть сознание не потерял, мы же все испугались.
– Да-да, – потер лоб Герман.
– Потом Надя еще рассказала о твоих видениях, о том, что ты на грани самоубийства…
– Я этого не говорила.
– Как – не говорила?
– Герман, прости. – Она сделала жалостливое личико. – Мне хотелось помочь.
– Да ладно, – отмахнулся Герман.
– В общем, я сразу решил, надо что-то делать, – продолжал Петр. – И мы придумали эту сумасшедшую историю про тамплиеров.
– Подождите, друзья, – замотал головой Герман, чувствуя, что улыбка стягивает его лицо острой уздой, и только сейчас начиная понимать масштаб беды, – это же какая спланированная акция получается.
– Помнишь, я тебе потом нагадала про звезду, когда ты засомневался.
– Вы даете. А Сергей?
– Сергей был не в курсе, – снова ответила за Петра Надя.
Молодожены обменялись взглядами. Петр недовольно покачал головой. Она снова отвечала за него:
– Герман, какая разница. Петя же профессиональный пиарщик. Ты себя отлично презентовал.
– Понятно.
Вот и для Германа Третьяковского настала очередь взять чашечку и отведать отличного молочного улуна.
– Жаль только, что ты с работы уволился… – задумчиво произнес Петр.
– Герману надо было все равно отдохнуть, – вступилась за него Надя.
– Ну да. Можно же опять устроиться, – предположил Магнитский.
– Знаешь, какой Герман копирайтер, какие он обалдленные бодикопи пишет! – зажглась Надя.
– Я могу поговорить с Роджером, – предложил Петр. – Если хочешь…
Герман кивнул.
Еще хлебнул чаю.
Еще раз кивнул.
– Слушайте, а у вас есть сахар? – спросил он.
– Ты пьешь зеленый с сахаром?!!
– Ну да.
– Надь, принеси сахар, пожалуйста, – приказал Магнитский.
Надя вскочила, исчезла. Через секунду появилась снова.
– Сахара дома нет.
Петр посмотрел на Германа. Герман молчал. Тогда он снова обратился к жене:
– Ну, иди в магазин сбегай.
Его начальственный тон все равно рано или поздно разрушил бы их союз. Надя с легким недовольством скрылась за дверью в прихожую.
– Извините, – вздохнул Герман в наступившей тишине.
– Да ничего. Тут в двух шагах.
– А кстати, где горничная?
– Я ее отпустил, сегодня же воскресенье, пусть отдыхает, – сказал гуманный Петр и добавил, подумав про испорченный вечер: – Последний день перед работой.
Тогда Третьяковский взял свой рюкзак и достал из него сверток.
– Пока Надя не пришла. Подарок. Только закрой глаза.
– Герман, ну, зачем, – заерзал Петр.
– Закрой.
Он повиновался. Третьяковский развернул латунную статую бога Ганеши – с головой слона. Магнитский заморгал от врожденной хитрости, пытаясь подглядеть.
– Закрой еще, – велел копирайтер. – Сильнее.
– Герман, – возмутился Петр, но тем не менее зажмурился. – Зачем это надо вообще?.. Лучше бы оставил деньги и еще пожил.
– Да потому что я уже выздоровел! – крикнул Третьяковский, беря Ганеши за голову, привставая и всаживая острый край подставки в череп психолога.
Удар был сильным – словно это и не Герман бил, а нечто куда более могущественное. Петр упал сразу, беззвучно, просто брякнулся об пол, как обесточенный робот. Третьяковский проверил пульс, послушал сердце. Удивительно чистая работа для копирайтера.
Когда вернулась Надя, Пророк лежал на той же белой шкуре. Только чайный столик, если всмотреться, стоял немного в другом месте, прикрывая пятнышко крови. Но кому сейчас нужно всматриваться во что бы то ни было?! Да никому!
– Привет, – сказал Герман, потягиваясь и стараясь не пересекаться с ней взглядом.
– Привет.
Она вошла с морозца, румяная и радостная, тряхнула коробкой рафинада. Надо же, в таком современном поселке продается самый обычный рафинад! Коробка не менялась, наверно, с 50-х годов.
– Был только такой.
– Ну и отлично.
– А где Петя?
– Не знаю. Вышел куда-то. Сказал, скоро будет.
Надя прошла мимо Германа на кухню.
Третьяковский взял статую Ганеши, повертел в руках. Подставка погнулась. Хорошо же они делают своих богов.
Поставив воплощение мудрости и благополучия, примерился к кочерге и пошел было на кухню, но потом как-то передумал, развернулся и заглянул в прихожую. «Яблоко от яблони недалеко падает, – сказал себе он. – Нельзя оставлять жену без мужа».
Затем вдруг пронзила новая мысль, и, выбежав на улицу, Герман достал из машины очки Brenda. Снег еще шел, в одночасье усыпив все вокруг. Уже совсем стемнело.