Капут

А Олави Коскинену, произносившему с поднятой рюмкой «мàlianne», он сказал:

– Спасибо, я не пью.

Но губернатор пристально посмотрел на него:

– Vous refusez de boire à notre santé?[357] Я тихо сказал де Фокса:

– Ради Бога, Августин, не оплошай, говори всегда «да», ради Бога, только «да».

И де Фокса говорил «да», постоянно «да», он всякий раз поднимал бокал и говорил «мàlianne», он краснел, его лоб сверкал от пота, глаза неуверенно блуждали за запотевшими стеклами очков. Помоги нам Бог, думал я и смотрел на него.

Наверное, приближалась полночь. Окутанное тонкой туманной вуалью солнце сверкало на горизонте, как завернутый в папиросную бумагу апельсин. Призрачный северный свет с леденящей силой врывался в открытые окна, ослепительно, как в хирургической операционной, освещая необъятных размеров зал в стиле финского модерна с низким потолком, белыми стенами и розоватым березовым полом, где мы сидели за обедом вот уже шесть часов. Высокие узкие окна выходили на широкую долину Кеми и Оунаса и на заросли Оунасваары на горизонте. На стенах висели несколько старинных ryya, домотканных ковров, сработанных лапландскими пастухами и финскими крестьянами на их примитивных ткацких станках, и милые глазу гравюры шведов Шёльдебрандта и Авеелена и француза виконта де Бомона. Один очень ценный ryya с вытканными на нем деревьями, северными оленями, луком и стрелами был выполнен в розовых, серых, зеленых и черных тонах, второй – тоже очень редкий ковер – в доминирующих белом, розовом, зеленом и коричневом. Гравюры изображали пейзажи Остроботнии и Лапландии, виды Оулу, Кени, Оунаса, порта и рыночной площади в Рованиеми. (В конце XVIII и в начале прошлого века, когда Шёльдебрандт, Авеелен и виконт де Бомон выреза́ли на медных листах эти прекрасные гравюры, Рованиеми был всего лишь большим селением финских первопроходцев, лапландских рыбаков и пастухов оленьих стад, живших в рубленых домах, окруженных высоким частоколом: все селение грудилось вокруг рынка, кладбища и красивой деревянной, выкрашенной в серое церкви, построенной итальянцем Басси в неоклассическом шведском стиле, украшенной деталями во французском стиле Людовика XV и в русской менере времен Екатерины Великой – эти детали встречаются в белой крашеной мебели, которой гордятся старые дома финских пионеров Северной Остроботнии и Лапландии.) Между окнами и над дверью висели старинные пуукко с гравированным лезвием и костяной рукоятью, обтянутой тонкой мягкой кожей северного оленя. У каждого сидевшего за столом финна на поясе тоже висел свой пуукко. Губернатор сидел во главе стола на накрытом шкурой белого медведя стуле. Я сидел, неизвестно почему, по правую руку от губернатора, а посол Испании граф Августин де Фокса, непонятно почему, – по левую от него руку. Де Фокса был недоволен.

– Ce n’est pas pour moi, tu comprends, – говорил он мне, – с’est pour l’Espagne[358].

Титу Михайлеску тоже был пьян, он говорил де Фокса:

– Ah! C’est pour les Espagnes, n’est-ce pas? Pour tes Espagnes[359].

Я пытался успокоить де Фокса, «я не виноват», говорил я ему.

– Tu ne représentes pas l’Italie, toi, et alors? Pourquoi es-tu assis à sa droite?[360] – говорил де Фокса.

– Il représente ses Italies, n’est-ce pas, Malaparte, que tu représentes tes Italies?[361] – говорил Михайлеску.

– Tu gueule![362] – говорил ему Августин.

Я сходил с ума от пьяных разговоров и слушал, как с заторможенной и церемонной злостью спорили между собой Михайлеску и де Фокса.

– Ne t’en fais pas, le Gouverneur est gaucher[363], – говорил ему Михайлеску.

– Tu te trompes, il n’est pas gaucher, il louche[364], – отвечал де Фокса.

– Ah, s’il louche, ce n’est pas la même chose, tu devrais protester[365], – говорил ему Михайлеску.

– Tu penses qu’il louche exprès pour me faire asseoir à sa gauche?[366] – говорил де Фокса.

– Bien sûr, il louche exprès[367], – отвечал Михайлеску.

Тогда граф Августин де Фокса, посол Испании, обратился к Каарло Хиллиле, губернатору Лапландии:

– Monsieur le Gouverneur, je suis assis à votre gauche, je ne suis pas à ma place[368].

Каарло Хиллиля удивленно посмотрел на него:

– Comment? Vous n’êtes pas à votre place?[369]

Де Фокса поклонился:

– Vous ne trouvez pas, que je devrais être assis à la place de Monsieur Malaparte?[370]

Губернатор еще более удивленно посмотрел на него, повернулся ко мне и спросил:

– Comment? Vous voulez changer de place?[371] Все недоуменно смотрели на меня.

– Mais pas du tout, je suis assis à ma place[372], – отвечал я.

– Vous voyez? – сказал с триумфом губернатор, повернувшись к послу Испании. – Il est assis à sa place[373].

Тогда Титу Михайлеску сказал де Фокса:

– Mais, mon cher Augustin, tu ne vois pas que Monsieur le Gouverneur est ambidextre?[374]

Де Фокса покраснел, протер салфеткой очки и сконфуженно сказал:

– Oui, tu as raison, je ne l’avais pas remarqué[375].

Я сурово посмотрел на Августина:

– Tu as trop bu[376].

– Hélas! – отвечал Августин с глубоким вздохом.