Капут

Спин слушал эти разговоры и прекрасно понимал, что ничего нельзя поделать. Тut`un sci rabdare. Но ждать чего? Посол Мамели и чиновники посольства знали наверняка, чего они ждали. Бледные и взъерошенные, они сидели в подвале и курили одну сигарету за другой. И хотя бы произнесли хоть одно слово, раскрывающее тайну их тягостного ожидания. Загадочность событий того страшного дня, неясность причин ожидания вдобавок к взрывам огромных бомб тревожили собаку больше, чем простая неуверенность. Спин вовсе не был трусом. Добрый английский пес чистых кровей без капли примеси, благородное создание в лучшем смысле слова, храбрый пес, он воспитывался в лучшей собачьей школе графства Суссекс. Он не боялся ничего, и войны тоже. Спин – охотничья собака, а война, все знают, это и есть охота, где человек одновременно и охотник и дичь, это игра, в которой вооруженные ружьями люди охотятся друг на друга. А Спин не боялся ружей, он смело бросился бы один против целого вражеского полка. И звуки выстрелов только раззадоривали его. Стрельба для него – один из элементов природы, традиционно свойственный миру, его, Спина, миру. Да и что за жизнь была бы без стрельбы? Что за жизнь была бы без долгих скачек по лугам и кустам, по холмам над Савой и Дунаем, без гона вдоль по натянутому как струна запаху в полях, подобного прохождению акробата по туго натянутому тросу? Когда ясным ранним утром треск охотничьих ружей сухо отражается в воздухе или вызывает легкую дрожь, пролетая сквозь серую паутину осеннего дождя, или весело скачет по заснеженным холмам, мироздание являет свое совершенство, которому не хватает только ружейного выстрела, последнего мазка на картину совершенства универсума, природы и самой жизни.

Когда длинными зимними вечерами Мамели сидел в своей библиотеке с короткой трубкой в зубах, склонившись над раскрытой книгой (огонь слабо потрескивал в камине, а за окном свистел ветер и сыпал дождь), свернувшийся у ног хозяина Спин мечтал о сухом ружейном треске и стеклянном звоне утреннего воздуха. Он поглядывал на висевшее возле двери старое турецкое ружье и помахивал хвостом. Это было турецкое кремневое ружье, инкрустированное перламутром, Мамели купил его за несколько динаров у старьевщика в городе Монастир, оно, конечно же, постреляло в христианских солдат князя Евгения Савойского, в венгерских всадников и в галопирующих по лугам Земуна хорватов. Старое верное боевое оружие, исполнившее свой долг, оно отыграло свою роль и поучаствовало в поддержании древнего традиционного порядка природы: в далекие времена своей молодости это ружье наложило недостающий мазок на картину совершенства мироздания в тот самый день, когда утренней порой сухой выстрел пробил окно и молодой улан повалился с лошади в Земане, в Нови-Саде, в Вуковаре. Спин не был son of a gun, забиякой, но не мог представить себе мир без ружья. И до тех пор, пока в мире раздается звук ружейного выстрела, ничто не может поколебать гармонию, порядок и совершенство природы, – так думал Спин.

Но ужасный грохот того утра, заставивший обрушиться весь мир, не был и не мог быть знакомым звуком ружейного выстрела, это был никогда ранее не слыханный им новый, пугающий звук. Какое-то страшное чудовище, жестокое чужеземное божество навеки опрокинуло ружейное царство родного бога, до того дня содержавшего мир в гармонии и порядке. Наверное, голос ружья пропал навсегда, подавленный диким грохотом. И образ Мамели, мелькнувший в те жестокие минуты в мозгу Спина на фоне растревоженной природы и рушившегося мироздания, был образом серого поникшего человека, шагавшего, согнувшись и прихрамывая, по пустынным полям и сожженным лесам, человека с пустым ягдташем и бесполезным, онемевшим, отказавшимся от борьбы ружьем за плечом. Но вдруг дикая мысль мелькнула в мозгу Спина. А что если тот страшный звук был голосом ружья? Если ружье, сошедшее вдруг с ума, устремилось по дорогам и полям, по лесам и рекам, сотрясая мир своим новым, ужасным, безумным голосом? От этой мысли кровь застыла в жилах Спина. Образ Мамели со страшным взбесившимся ружьем угрожающе стоял у него в глазах. Вот Мамели загоняет заряд в ствол, поднимает ружье, упирает приклад в плечо и жмет на курок. Страшный грохот вылетает из дула. Дикий взрыв сотрясает город до основания, глубокими воронками распахивается земля, дома сталкиваются друг с другом и рушатся с громким треском, поднимая высокие тучи пыли.

Бледные и потные люди молча сидели в подвале, кто-то молился. Спин закрыл глаза и положился на Бога.