Кара

Осень 1962 года в Каире, как обычно, выдалась жаркой, и заполнившие до отказа университетский конференц-зал журналисты понемногу начали обливаться потом. Однако чего не сделаешь в погоне за сенсацией, и все присутствующие терпеливо ожидали, когда же доктор Эззеддин Таха начнет вещать о своем открытии века.

Наконец в зале наступила тишина, и собравшиеся приготовились услышать что-то поистине необычайное, однако черноволосый красавец на кафедре начал издалека.

— Господа, — несмотря на духоту, доктор Таха носил строгий черный костюм, а его английский был совсем неплох, — позвольте немного истории. — Заметив, что аудитория сразу заскучала, он примиряюще поднял руку: — Терпение, господа, терпение. Итак, известно всем, что тринадцатого февраля тысяча девятьсот двадцать третьего года семнадцать человек во главе с египтологом Картером и финансировавшим экспедицию лордом Карнарвоном, сломав печати, шагнули в погребальную камеру фараона Тутанхамона. После этого начались странные вещи. — Доктор Таха зловеще сузил красивые оливковые глаза. — Вскоре скончался Карнарвон, затем его друг, миллионер Джордж Голд, за ними открывший главную камеру археолог Мейс, а следом нашел свою смерть промышленник Вульф, побывавший в гробнице всего лишь один раз. Рентгенолог Рит, разрезавший бинты мумии Тутанхамона, едва ступил на родную землю, как тут же перешел в мир иной. Короче говоря, в считанные годы умерли двадцать два человека, причем одни из них побывали в гробнице, другим довелось изучать находки из нее, и каждый раз смерть была быстротечной, а диагнозы самые разнообразные — от бубонной чумы до эмболии, то есть закупорки сосудов легких. Так вот, — все-таки в английском доктора Таха чувствовался еле уловимый южный акцент, и согласные он произносил слишком мягко, — в течение этого года мною накоплен огромный статистический материал по изучению сотрудников Музея египетских древностей в Каире, и в организме каждого из них я обнаружил грибок, провоцирующий лихорадку, а также сильнейшее воспаление дыхательных путей. То есть речь идет, — доктор внезапно сделал какое-то непонятное движение обеими руками, — об огромном скоплении болезнетворных агентов, и среди них печально известный Asperqillus Niqer, обитающий в мумиях, пирамидах, а также склепах, закрытых тысячелетиями от всего мира.

В воздухе повисла пауза, и было хорошо заметно, что сенсации не получилось — аудитория отреагировала слабо. Эка невидаль, еще четыре года тому назад врач госпиталя в Порт-Элизабет Джефри Ди обнаружил, что симптомы болезни, от которой скончался лорд Карнарвон, весьма напоминали пещерную лихорадку, давно уже известную медицине. Ее разносят микроскопические грибки, обитающие в организмах животных, чаще всего летучих мышей.

— Разрешите, доктор. — Молодая грудастая корреспондентка в водолазке, настолько обтягивающей, что явственно проступали соски, подняла руку. — Элис Кросби из «Каир обзовер». А как вы можете объяснить тот факт, что сам Картер называл гробницу Тутанхомона самым безопасным местом в мире и медики не обнаружили в ней ни одного микроорганизма, а кроме того, почему все жертвы так называемого проклятья фараона умирали по-разному — одни от укуса москита, у других же просто отказывало сердце? Причем же здесь ваша пещерная лихорадка?

— Хороший вопрос, — доктор Таха внезапно надрывно закашлялся и, наконец справившись с собой, посмотрел корреспондентке прямо на лежавший поверх прекрасных выпуклостей медальон, — да только кто теперь скажет наверняка, сорок лет спустя, были там микробы или нет? А что касаемо причин гибели каждой из жертв фараона, — Таха улыбнулся, снова при этом начав кашлять, — все эти загробные штучки отныне нам нестрашны, ибо вполне излечимы антибиотиками.

Духота в зале между тем сделалась непереносимой, вопросов больше ни у кого не было, и, ощутив, что конференцию пора заканчивать, доктор Таха кивнул черноволосой головой:

— Спасибо, господа.

Никто еще не знал, что через пару дней доктор Таха умрет. При вскрытии у него обнаружили эмболию.

— Прощай, лохматая. — Савельев похлопал «семерку» по крыше и за десять тысяч легко добрался до гостиницы «Чайка».

Незанятых номеров там было немерено, и, поселившись в однокомнатном люксе, Юрий Павлович первым делом пошел под душ. Мылся он долго, не церемонясь, изведя пол-упаковки жидкого мыла. Почувствовав, как все события дня стремительно отодвигаются куда-то в самый темный угол памяти, Савельев без промедления направился на кухню. Там он с ходу принял на грудь стакан «Черной смерти», закусил прямо из огромной жестяной банки испанскими оливками и, намазав зернистую на хлеб слоем толщиной с палец, принялся советоваться с самим собой относительно ужина. В конце концов все дело закончилось огромным куском ветчины, зажаренным с маринованным перцем в яйцах. Решив водки больше не пить, Юрий Павлович очистил вяленого леща, присосался к бутылке «Фалькона» и уселся в кресло перед телевизором.