Кара

Вся его физиономия была огненно-красного цвета, вспухшие губы потрескались, а кожа на носу сползала клочьями, словно и в самом деле ликвидатор побывал в раскаленных объятиях Тифона. «Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша. — Савельев дотронулся рукой до прохладной зеркальной поверхности и внезапно сам себе подмигнул: — Это, наверное, начало, скоро настоящие вольты начнутся». Неожиданно он замер и облегченно расхохотался: ну конечно это сон, ведь все происходящее ему только снится.

— Кис-кис-кис, — Юрий Павлович потрепал свернувшегося на телефонном столике в три погибели Кризиса между ушей, — ну что, идем на мировую? — и, внезапно вскрикнув, быстренько руку отдернул. Сном все это быть никак не могло, потому что царапался хвостатый паразит совсем как в реальной жизни.

Глава двадцать первая

Екатерина Викторовна Бондаренко была дамой несомненно опытной. За тридцать лет своей непростой жизни она успела пару раз побывать замужем, сделать по дурости три аборта и поработать в органах МВД, что, однако, не помешало ей остаться нормальной, знающей себе цену женщиной.

Происходила она от генеральского корня и после окончания истфака стараниями «высоковольтного» родителя была направлена на теплое майорское местечко, на коем протрубила до капитана, сумев заполучить в законные мужья полковника. Время пришло, и всесильный папа с грохотом накрылся копытами, затем супруг сгорел на взятке и вышиб себе мозги девятимиллиметровой пулей, а Екатерина Викторовна, не пожелав возиться более в дерьме ментовском, направилась трудиться в народное хозяйство.

Свято место, однако, пусто не бывает, и вскоре по мере сил его уже заполнял ее следующий супруг из новых русских, крутой до невозможности, которого в конце концов нашли у мусоропровода с двумя отверстиями калибра 7,62 во лбу. После него у Кати осталась квартира, пятинедельный плод и глубокая внутренняя убежденность, что все мужики — козлы рогатые.

Уверенность эту она сохранила на всю жизнь, а вот с неродившимся ребенком вскоре рассталась и, твердо решив, что главное для настоящей женщины — это независимость, начала новую жизнь, двигая потихоньку науку историческую. Однако героическое Катино прошлое не забывалось. Она постоянно напоминало о себе давнишней дружбой с подполковницей Астаховой, а кроме того, многолетним, вечно агонизирующим романом с Василием Петровичем Семеновым, по-простому дядей Васей. Говоря строго, никакой он был не дядя, а высокий белобрысый майор, из которого паскудная работа вытягивала все соки, а потому в постели он особо не блистал. Однако, благодаря отзывчивости и по-настоящему хорошему к гражданке Бондаренко отношению, этот изъян ему прощался. Ценился он главным образом за бескорыстный размах широкой милицейской души.

Вот и на этот раз, с трудом добившись потребных кондиций мужской майорской гордости, Катя с огорчением почувствовала, как секунд через тридцать дядя Вася, вздрогнув пару раз и хрипло застонав, неподвижно навалился на нее всей своей тяжестью. Это означало, что секса больше не будет. Утешив себя мысленно: «Затрахаю сегодня Берсеньева до смерти», Катя принялась из-под майора выбираться:

— Васечка, родной, забыла совсем, есть у меня вопрос — одна не могу разобраться.

Сквозь плохо зашторенное окошко Семеновской комнатухи пробивался блеклый свет быстро уходившего осеннего дня. Совсем рядом громко стучали на стыках рельсов колеса трамваев и надрывно ревели моторами грузовики — ничего не поделаешь, район такой, Охта.

Тем временем, отдышавшись, майор свесил с кровати жилистые, покрытые густым рыжим волосом ноги и, закурив «Стюардессу», с улыбкой глянул прищуренным карим глазом на партнершу:

— Эх, Катерина. Хитра ты стала, как Лиса Патрекеевна. Я ведь знаю, ты сюда не трахаться пришла, а вопрос решать.

— Конечно, дорогой. — Катя смачно поцеловала дядю Васю в шею.

Майор подождал, пока она натянула кружевное черное бельишко от Диора, и, ловко защелкнув хабарик в открытую форточку, поинтересовался:

— Ну, не тяни кота за хвост, излагай.

— Противный ты стал, Васечка, душный. — Смотревшаяся в полупрозрачных трусиках и еле заметном бюстгальтере совершенно обворожительно, Катя сделала круг по комнате и, дав возможность рассмотреть себя со всех сторон, прижалась к майорской груди: — Ты ведь знаешь, негодник, как я к тебе отношусь.

— Знаю. — Ничего другого тот уже и не мог ответить. Услышав загадочную историю про Мишаню Берсеньева, который после поездки в поганую заграницу стал просто другим человеком, майор ухмыльнулся: — Не переживай, изменщица, будет тебе полная ясность.

Словом, успокоил растревоженную девичью душу, пообещав клятвенно «вывернуть возвращенца из Амстердама налицо». На прощание Катя сказала совершенно искренне:

— Васенька, ты лучше всех.