Кара

«Деньги, всюду проклятые деньги», — помнится, подумал тогда Юрий Павлович, глядя на дипломат, набитый зеленью, которой было столько, что, даже невзирая на производственные издержки, реально появлялась перспектива «завязать», однако вздохнул и, особо не раздумывая, согласился.

И вот теперь, сидя за рулем «жигуленка», оформленного по левым документам, он внимательно наблюдал, как Зяма в сопровождении двух мордоворотов залезал в свою бронированную лайбу, и безрадостные мысли о том, что, может быть, и его самого кто-то очень скоро будет выпасать примерно так же, постоянно крутились в его черепе, украшенном модно подстриженными каштановыми волосами.

Между тем перламутрово-зеленый «шестисотый» резво принял с места и, влившись в плотный поток машин, напористо попер по направлению к кольцевой, откуда до островка комфорта и безопасности, на котором проживал теледеятель, было рукой подать.

Назывался этот оазис роскоши Медведково-2 и представлял собой десяток шикарных вилл, построенных в сосновом лесу, — отличные подъездные пути, централизованная охрана, система «кактус», подключенная к колючей проволоке, струившейся вдоль верхушек бетонных заборов. Каждый раз при виде всего этого великолепия Савельева охватывала холодная ярость, а рука его непроизвольно тянулась к левой подмышечной впадине.

Нет, он не завидовал и, в принципе, был не против богатства: хороший музыкант, писатель, врач, спортсмен, — пожалуйста, если ты умеешь делать что-то лучше, чем другие, то и живи соответственно, однако в Медведково-2 таких не наблюдалось вовсе.

Обретались там те, кто исхитрился своевременно урвать свой кус от торта, испеченного еще при социализме: деятели, завязанные с партийными деньгами, специалисты по приватизации общенародного добра да выбившиеся наверх бандиты, нынче отмывавшие свои общаки через производство спиртного и фармакологии.

Тем временем катившаяся далеко впереди с отрывом корпусов в пятьдесят перламутровая громадина «шестисотого» стремительно ушла с кольцевой по указателю «Медведково-2». Протащившись за ней следом километров пятнадцать, Савельев съехал на обочину, загнал своего жигуленка на непроезжую лесную дорогу и дальше направился пешком.

Стоял замечательный августовский вечер, теплый, без ветерка, даже не верилось, что завтра уже осень. Неслышно, по спецназовской еще привычке, пробираясь между соснами, Юрий Павлович принялся забирать правее, чтобы срезать наискосок вдоль отлогого песчаного берега.

Без труда перебравшись вброд через неглубокий ручеек, в который превратилась обмелевшая речушка, Савельев с полчаса двигался боровой рощей и наконец, утопая ногами во мху, остановился возле покрытого толстой коричневой броней дерева-великана.

Такую сосну в лесу не каждый день встретишь — высоченную, в три обхвата, — и, натянув на одежду камуфляжный комбинезон, а к ногам прицепив «кошки», Юрий Павлович, подобно гигантскому пятнистому коту, начал не спеша карабкаться наверх, мгновенно испачкавшись в пахучих смоляных потеках.

Добравшись до развилки, он уселся поудобнее и, достав из плоского матерчатого рюкзака, называемого десантным, цейсовский бинокль, вскинул его к глазам. Оптика была мощной. Неправдоподобно близко, казалось, на расстоянии вытянутой руки Савельев увидел крашенные зеленой краской массивные раздвижные ворота, затем взгляд его скользнул по аккуратно разбитым клумбам с ранними хризантемами, и наконец он узрел самого теледеятеля, о чем-то увлеченно говорившего по сотовой трубе на мраморных ступеньках крыльца.

Вроде бы просто все: хватай ВСС, бесшумную снайперскую винтовку, и начинай шмалять, в магазине десять патронов, в капусту можно Зяму покрошить, — но только подобная простота равносильна самоубийству. Не успеет изуродованный труп теледеятеля упасть на землю, как охранники его поднимут стрельбу заодно с хипежем, к ним сразу же присоединятся молодцы из местной службы безопасности, а вызванные по телефону менты быстро блокируют лесной массив со стороны шоссе. Будет это уже не ликвидация, а затяжные боевые действия, которые неизвестно еще чем закончатся.

«Нет, здесь вначале головой работать надо, руками потом». — Заметив, что уже начала опускаться серая пелена августовского вечера, Савельев со своего поста наблюдения слез и, присев на рюкзак, не спеша съел «Сникерс»: во-первых, давно бы уже следовало поужинать, а во-вторых, от сладкого зрение быстрее привыкает к отсутствию света.

Между тем легкий ветерок, волновавший верхушки сосен, затих, луну на небе затянуло облаками, и, несколько цинично отметив про себя: «Темно как у негра в жопе», Юрий Павлович принялся на ощупь надевать ноктовизор, прибор ночного видения то есть.