– Гляди, как кокну, мокро станет!
Монастырские ворота были заперты. Миронов постучал рукояткой маузера. Монах с гнилым запахом изо рта приоткрыл калитку.
– Ты бы, батя, водку пил, нутро у тебя от святости гниет, – сказал Миронов, протискиваясь в калитку.
Монах поклонился в пояс.
– Веди к настоятелю.
– Они богу молятся, – просипел монах и мигнул облезлыми глазками. – Нельзя их нынче тревожить.
– Говорю, веди!
Монах шустро побежал по заросшему бурьяном двору.
В покоях настоятеля бегали по стенам худые тараканы. Мутно светили лампадки, и только луна за пыльным окном сияла круглой золотой иконой.
Настоятель вышел молча. Он сжимал сухими руками железный крест на груди и тонко посапывал носом.
– Где ваш святой странник, папаша? – спросил Миронов. – Подайте его на бочку.
– Пошто он вам нужен, матросики? – спросил настоятель басом. – Пошто нарушаете иноческий покой? Неужто нельзя призывать господа среди ваших братоубийственных дел? Игрушку спрячь, – настоятель кивнул на револьвер. – Бог жизнь дал, бог и приберет в положенное время.
– Не бузи, патриарх! – Миронов начинал сердиться. – Мы заместо бога приберем кого полагается.
Настоятель воздел руки к небу и затряс головой. Миронов оттолкнул его и вошел в заднюю комнату. С лавки встал худой человек в старой рясе.
– Их высокородие командир канонерской лодки капитан Ерченко, – сказал Миронов, – просят ваше благородие пожаловать к нам на корабль на чашку чаю.
– Веди, – сказал странник и твердым военным шагом пошел к двери. Лицо его было спокойно и устало. – Веди, – повторил он. – Все равно, такое уж твое счастье.
На канонерке странника обыскали. Под рясой и вонючим тряпьем нашли пакет с английскими донесениями, напечатанными на папиросной бумаге. Донесения на имя великобританского поверенного в Вологде были подписаны генералом Уолшем и, судя по содержанию, переправлялись из Мурманска.
На груди у странника обнаружили шрам от пулевой раны. Но особенно удивило матросов то обстоятельство, что подмышки у странника были чисто выбриты.
– На какого дьявола это нужно? – спросил Миронов.
– От вшей, – спокойно ответил странник. – Опасности меньше. Когда же твой командир меня допросит?
– Дай срок. Управится, тогда и допросит.
– А к стенке когда?
– А за стенку ты не журись. Стенка никого не минует. Может, заместо стенки ты у нас будешь коком – свиней палить. Останешься на сверхсрочную службу. Всякое случается, господин офицер.
Сарвинг перевел донесения и приказал привести арестованного. На столе в кают-компании лежала записка, найденная у пленного, с двумя цифрами – 13 и 57, браунинг и золотая пуговица с орлом.
– Садитесь, поручик. – Сарвинг говорил очень медленно, и на его обрюзгшем лице, вопреки обыкновению, не было даже тени улыбки.
– Я не поручик, а подполковник. Но сейчас это не важно.
Сарвинг усмехнулся.
– Сейчас важно лишь то, что вы обыкновенный шпион, – промолвил он, перебирая бумаги. – Но не будем вспоминать о неприятных вещах. Поговорим на более интересные темы. Например, не встречали ли вы в Мурманске англичанина со шрамами на лице? Такие шрамы остаются на обмороженных местах. Чего вы хотите, пятьдесят градусов ниже нуля – это вам не жук потрогал лапкой. В бураны и при плохой пище все кончается гангреной и смертью. Так вот, не случалось ли вам беседовать с человеком, покрытым такими шрамами?
Офицер помолчал.
– Да. Такого я, кажется, видел, но не говорил с ним. Я не знаю английского языка.
– Значит, вы не знаете и содержания этих документов? – Сарвинг положил руку на листок папиросной бумаги.
– Нет.
– Вы плохой шпион. – Сарвинг поднял на офицера серые глаза, во взгляде его была брезгливость и усталость. – Вы не интересуетесь людьми. Вы не интересуетесь даже секретными пакетами, из-за которых рискуете жизнью. Поэтому-то вы так легко и попались.
– Не потому, – ответил офицер, скручивая толстую папиросу из махорки. – Я прошел пешком от Повенца до Песчаного Погоста. Я устал. Мне все надоело. Один конец.
– Раскаяние после ареста не имеет никакой силы.
Офицер молчал.
– Куда вы шли?
– В Вологду.
Сарвинг тихо свистнул – далеконько! Он повертел золотую пуговицу и бумажку с цифрами 13 и 57.
– Это что?
– Пустяки. В Вологде я должен был пришить эту пуговицу к косоворотке, чтобы меня опознали свои. А тринадцать и пятьдесят семь – это пароль и отзыв. На пристани в Вологде я должен был встретить человека с такой же золотой пуговицей и сказать ему «тринадцать». Если он ответит «пятьдесят семь», – значит, свой. Я передаю ему пакет и получаю новое задание. Вот и все.
Сарвинг спрятал пуговицу и записку в карман вытертой до блеска синей куртки.
– Пошлете кого-нибудь в Вологду? – спросил офицер.
– Как придется.
– Мне безразлично. Скоро вы отправите меня в «штаб Духонина»?
Сарвинг побарабанил пальцами по столу. Бледные звезды за окнами казались страшно далекими, будто канонерка стояла среди Тихого океана. За переборкой кто-то сердито сказал:
– Пес вас знает, выбленочный узел завязать не умеете! Бархатные стали, черти!