Кара Господа

— В таких условиях? — пораженно прошептала я, качая головой.

Ни школ, ни больниц, более чем скромный быт, циновка для сна. В лагере беженцев и то лучше!

— Она считает, что оказала им великую милость, уж поверь!

— Никогда не пойму эту женщину.

— Они ее боятся, как огня! — санклит кивком указал на небольшой алтарь под навесом со статуэткой Девы Марии, весь покрытый гирляндами цветов.

— Знают, что это чудовище — санклит и любого из них может убить за малейшую провинность или просто ради забавы, вот и задабривают Богоматерь.

Я с тоской посмотрела на деревянных идолов прямо рядом с Девой Марией, и впервые осознала, что привычный мне азиатский микс религий может таить в себе настолько глубокое отчаяние и ужас, что люди молятся всем подряд, уповая на то, что хоть кто-нибудь да поможет. Мне встречалось подобное у родителей безнадежно больного ребенка — они тоже готовы на все и цепляются за любую былинку, лишь бы не произошло самое страшное.

— Мир жесток, большеглазая. — Арсений приобнял меня. — Подожди минутку, хорошо?

— Конечно. — С трудом выдавила я.

Он отошел к местным, а мне оставалось лишь снова позавидовать санклитам из-за их владения любым языком мира. Как у них, интересно, происходит понимание специфичных шуток, понятных обычно только тем, кто вырос в одно время и в условиях культурной идентичной среды?

От лингвистических размышлений меня отвлек кареглазый мальчуган. Дергая за мою руку, он что-то быстро лопотал.

— Прости, я тебя не понимаю. Хочешь куда-то отвести? Ну, идем.

Довольный ребятенок закивал и побежал к одной из лачуг, оглядываясь иногда, чтобы проверить, идет ли непонятливая тетя следом. Отодвинув мешковину, которой был прикрыт вход, я увидела длинные седые волосы старухи, что дремала, сидя по-мужски, широко расставив ноги, и уронив голову на грудь. Но стоило мне войти, как ее словно включили.

Вздрогнув всем телом, она вскинула на меня черные глаза, и теперь уже вздрогнула я. Ее взгляд проникал внутрь, под кожу, прокладывая себе дорогу к душе, словно мощный бур. Сил противостоять ему не имелось. Мы так и смотрели друг на друга, пока сзади не раздался голос Арсения.

— Саяна, что ты тут делаешь? — он зашел внутрь.

И в тот момент старуха заговорила. Грудной низкий голос гипнотизировал не хуже взгляда глаз-колодцев.

— Что она сказала? — я воззрилась на своего переводчика.

— Ничего интересного, идем.

— Сеня.

— Да всякую ерунду! — он отмахнулся. — Решила всерьез послушать бредни старой ведьмы? Идем уже.

— Пока не переведешь, с места не сдвинусь! — я скрестила руки на груди. — И учти, соврешь — пойму.

— Грехи мои тяжкие! — простонал санклит. — Хорошо, слушай. "Твоя любовь убьет тебя и подарит крылья". Довольна?

— Что еще? Это же не все.

— Еще она сказала, что ты никогда не познаешь старость. Ну вот, расстроилась. Я же говорил! Идем. — Он потянул меня за руку.

Старуха зашипела на него, как дикая кошка, и, когда санклит отпрыгнул в сторону, захлебнулась от смеха, запрокинув голову и шлепая себя по ляжкам.

— Вот ведьма! — опасливо косясь в ее сторону, Арсений сплюнул с досады.

Перестав смеяться, женщина вновь пронзила меня взглядом, что-то тихо прошептала и тепло улыбнулась.

— Да понял, понял, — санклит кивнул, когда я с ожиданием посмотрела на него. — "Прими свой Путь. Верь сердцу. Иди с богом, ангел. Опасайся лисы".

— И что это значит? И какой лисы?

— Откуда я знаю? Каких-нибудь местных грибочков нажралась, вот и вещает, оракул, блин!

— Спасибо. — Я улыбнулась старухе и, склонив в знак уважения голову, вышла из лачуги. Где-то внутри трогательной стрункой дрожало предчувствие, что понимание ее предсказания придет в свое время. Пусть так.

А над островом тем временем уже вовсю полыхал закат, широкими багровыми мазками закрашивая небо, что одновременно наливалось сочной синевой. Черничный оттенок спокойно, с мудростью принимал атаки заката, заставляя его, сдаваясь, протаивать нежными розовыми разводами со светло-персиковыми краями.

— Красиво как! — пораженно прошептала я, не 8 силах отвести взгляд от небесного представления.

— Наглядишься еще, идем, — заворчал Арсений, подталкивая меня вперед за мягкое место.

— Не трогай мою попу!

— Я тебя щаз за все потрогаю, если не сдвинешься, наконец, с места!

— Да иду, иду! Кстати, куда?

— Топай за мной, женщина. — Отрезал санклит и с важным видом зашагал в джунгли.

— Ты, паразит, на мне чадру видишь? — огрызнулась я, двинувшись следом.

— Договоришься, Драгану ведь идею подам! Его как раз от ревности плющит и колбасит, так что чадра решит эту проблему!

— Только попробуй, я с тобой разговаривать перестану!

— А женщине в чадре болтать и так можно только с разрешения мужчины!

— Вот ты гад! — хохоча, я отвесила ему подзатыльник. — Учитывая то, как мы с тобой смылись сегодня, тебе лучше Горану вообще на глаза не показываться пару сотен лет!

— Не поможет, у него память хорошая. Все, пришли.

Деревья вновь резко закончились, и перед нами раскинулась водная гладь что-то ласково шепчущей реки.

— Это и есть твой сюрприз?

— Нееееет! — санклит хитро улыбнулся и подвел меня к мужичку, что копошился у сохнущих рыболовных сетей.