Кара-курт

—...Я еще когда чолоком был, — рассказывал Амангельды, — знал следы семидесяти двух байских верблюдов. След можно видеть не только там, где осыпалась глина или песок. Человек пройдет, оставит след и на такыре, и на камнях. Солнце низко садится, по сухой траве след покажет, где паутинка сорвана, где мурашка ямку копал, песочек выбросил, человек прошел, нарушил — все видно...

Кайманову, обучавшемуся в свое время следопытству у Амангельды, рассказ этот был хорошо известен. Успокоенный тем, что здесь дело идет как надо, он наконец-то направился к себе домой, где ждала его старая Сюргуль.

Ольга и дети, Гриша с Катюшкой, встретили его на крыльце. Обняв их и расцеловав, Яков приветствовал вышедшую вслед за ними старую курдянку.

— Ай, салям, салям, баджи! Салям, Сюргуль-ханум! Как живешь? Как идут твои дела? Напоила ли тебя Оля чаем?

— Ай, Ёшка, пока ждала тебя, я уже много чаю попила...

От него не укрылось ее нервозное состояние. Видел он это и по настороженному взгляду, и по дрожи в руке, с какой она, порывшись в кармане юбки, вытащила сложенный вчетверо лист бумаги.

— Ту, Ёшка, писал мне заявление большому начальнику. Ответ в аулсовет пришел. Председатель увидел, зовет: «Баджи, иди сюда!». Партийный секретарь зовет: «Баджи, иди сюда!». «Ай, говорят, зачем большому начальнику писала, мы сами все для тебя сделаем». Я им сказала, что еще одну бумагу на них напишу. Давай, Ёшка, сочиняй скорей, пока боятся...

— Яша, я пойду соберу тебе обед, мы уже, по-моему, с ней обо всем поговорили, — сказала Ольга, уходя на кухню.

Кайманов пригласил Сюргуль в комнату. Посадил рядом с собой, принялся ее ругать:

— Ах ты, глупая женщина! Я тебя как учил? По-хорошему делать! А ты, оказывается, сама покоя никому не даешь! Зачем ты им грозишь? Зачем еще одну бумагу хочешь писать?

— Ай, я дура была, — рассердившись, сказала Сюргуль. — Думала, приду к тебе, помогать будешь, а ты зачем ругаешь меня? Уйду от тебя!

— Давай уходи. Пока мне посторонние не скажут, что со своими соседями мирно живешь, — не приходи.

Сюргуль направилась было к двери, но, услышав такое, вернулась.

— Раз ты меня прогоняешь, не пойду.

— Ладно, сиди... Все равно ничего хорошего не скажешь. — Он видел, что она никак не решается что-то сказать.

— Раз так говоришь, не буду сидеть.

Сюргуль снова пошла к двери, но, раздумав, вернулась.

— Все равно не уйду. Буду сидеть, пока не помру. Я помру, а тебя накажут. Узнаешь, как на меня кричать.

— Давай, помирай.

Яков неторопливо снял ремень, портупею с пистолетом, повесил на гвоздь, вымыл на кухне руки, сел за стол. Жестом предложил сесть Сюргуль. Ольга вошла в комнату, поставила тарелки перед мужем и перед гостьей.

Сюргуль с достоинством поднялась со стула:

— Ай, все-таки пойду я от тебя...

— Иди...

— Раз ты говоришь «иди», — не пойду.

— Ну, не ходи. Теперь сама видишь, какая упрямая. А хотела, чтобы Хейдар в одном доме с тобой жил.

Сюргуль взбеленилась:

— Ай, Хейдар, Хейдар! — воскликнула она в гневе. — Ничего ты не знаешь! Уезжал, приезжал, а теперь говоришь «Хейдар»!.. Хейдар в мою кибитку пришел, говорит, пусти, джанам, буду семью свою искать, одну комнату ему отдала, в другой сама жила. Через три дня он между комнатами кирпичами дверь заложил. Я его в суд. Говорю судье: «Кибитка моя, мелек мой. Зачем Хейдар от меня дверь кирпичами заложил?» Хейдар начал говорить судье, что в одну дверь со мной ходить не хочет. Зачем тогда в мой дом жить пришел? В суде люди сидели, хотели меня ругать, дала я им прикурить! Свидетелям Хейдара дала прикурить! Судье дала прикурить!

— А судье за что? — поинтересовался Кайманов.

— Как за что? Судья молодая, красивая. Я думала, она молодые, красивые слова будет говорить. Зачем она сказала Хейдару: «Ай, коджя [33], уйди ты от нее, живи спокойно». — «Ай, джаганам» [34], — сказал Хейдар и ушел. Один еще раз только приходил, когда ты его с верблюдами в горы посылал.

«Прикидывается или на самом деле не знает, где сейчас Хейдар?» — подумал Яков.

— А когда он от тебя уходил, где жил? — спросил Кайманов.

— Откуда я знаю, Ёшка? Ушел от меня, знать его больше не хочу!

«Все-таки зачем она ко мне явилась, что ее привело в комендатуру?»

— Ладно, джан Сюргуль, — сказал Яков. — Я ведь ругаю тебя не за одного Хейдара. Зачем ты гейча опять на крыше привязала? Кричит — никакого спасения нету. Хоть уши затыкай. С соседями ссоришься. А им, наверное, тоже надоело, как Борька кричит!

— Ай, бо'лды, — неожиданно легко согласилась Сюргуль. — Отвяжу, пожалуй. Ты думаешь, он так просто кричит? Думаешь, так просто старая Сюргуль к тебе пришла? Ай, думаю, пусть я пропаду, пусть какой шайтан в меня через окно стрельнет, все равно пойду Ёшке скажу. Иди к своему дружиннику Чары-Мураду, — продолжала она, — спроси, какой воровской человек к нему пришел?