Кара-курт

Полковник Артамонов сидел на переднем сиденье, рядом с водителем — молодым красавцем, то ли грузином, то ли азербайджанцем, вытирал платком пот со лба и на каждом ухабе морщился, как от зубной боли. Порой он что-то вполголоса говорил шоферу, и хотя за шумом мотора невозможно было понять, что именно, Ястребилов отлично улавливал, о чем речь. Сохраняя невозмутимо-почтительное выражение лица, он даже стал втайне развлекаться, ничем, разумеется, не выдавая своего веселья. Причиной непонятной на первый взгляд тревоги полковника были весьма солидные габариты пассажиров — соседей Авенира Аркадьевича, при каждом толчке наваливавшихся на него.

Наконец машина выехала на шоссе и мягко покатилась по асфальту. Разговор полковника с шофером стал слышен лучше:

— Нет, нет, не доедем!.. Сядут рессоры... Сломаем рессоры...

Чернобровый красавец шофер, придерживая баранку, повернулся к Артамонову.

— Товарищ полковник, разреши обратиться! — сказал он, словно петарду взорвал.

— Давай, милый, обращайся, обращайся, — расстроенным голосом сказал полковник.

— Зачем волнуешься, товарищ полковник? Гиргидава — шофер первый класс, в рессоры вторые коренные листы поставил.

— Предусмотрел, значит?

«Хорошо, что Ольга Кайманова и врач Байрамов не вникали в этот разговор: услыхали бы — обиделись».

Полковник с безнадежным видом расслабленно махнул рукой:

— Плакали твои коренные. Готовь веревки, сейчас под кузов полезешь к заднему мосту оглоблю привязывать.

— Зачем оглоблю, товарищ полковник, разреши еще раз обратиться? — все так же энергично сказал Гиргидава.

— Давай, милый, обращайся, обращайся, — тем же расстроенным тоном ответил Артамонов.

— Скажи, дорогой, машина поломается, ви будете ремонтировать или я?

— Ты будешь ремонтировать, ты, милый, а мы, три начальника и боевая подруга, до комендатуры пешком дойдем.

Гиргидава отпустил несколько энергичных выражений на своем родном языке. Видимо, ту же мысль выразил по-русски:

— Клянусь отца, товарищ полковник, Гиргидава всех хорошо довезет!

— Берешь на свою ответственность?

— Конечно беру. За машину шофер отвечает. Первый класс!

— А если первый класс, тогда почему ползешь, милый, как черепаха? Давай, жми на всю железку, не мотай душу...

Получив разрешение жать на всю железку, Гиргидава помчался вперед так, что полковник тут же тронул его за рукав: «Куда гонишь? Не кирпичи везешь», а Ястребилов вдруг обеспокоился: ну как лопнут эти проклятые рессоры, настроение будет испорчено, вся подготовка к приему начальства пойдет насмарку.

Но рессоры с двойными коренными листами пока выдерживали, и полковник, кажется, понемногу успокоился.

Дорога петляла между сопками, навстречу попадались машины с грузом, двухколесные и четырехколесные повозки, всадники, торжественно восседавшие на ишаках, целые вереницы смуглолицых велосипедистов в черных папахах, туркменских халатах, в круглых войлочных шапках. Проносились мимо пасущиеся на воле верблюды. С изогнутыми шеями и вислыми горбами они, презрительно оттопырив нижнюю губу, полуприкрыв глаза, гоняли жвачку и, словно по команде, поворачивали головы вслед за машиной. Кое-где попадались у дороги серые, похожие на волнующийся живой ковер, грязные и пропыленные отары овец. На выжженных солнцем склонах, казалось, ни травинки, ни кустика. Но верблюды и овцы что-то там находили. Не зря же их пасли здесь степенные чабаны в высоких тельпеках-папахах и помогавшие им, загорелые, как головешки, поджарые и проворные чолоки — подпаски.

Разговор сам собой пошел о самом главном — что на фронте, и Авенир Аркадьевич даже вставил удачную фразу: «Помните, товарищ полковник, что сказал Черчилль двадцать второго июня? Он сказал, что англичане никогда не пойдут на сговор с германским фашизмом. Такая позиция Англии для нас имеет решающее значение».

Полковник коротко хмыкнул, ничего не ответил, да и сказать было нечего, последние сводки Совинформбюро всем были хорошо известны.

«Позиция Англии» нисколько не уменьшала тревогу, таившуюся в душе: сообщение, что на смоленском направлении идут тяжелые бои, что открылось островское направление под Ленинградом, о боях на киевском направлении, о появившемся петрозаводском направлении — все это говорило о том, что наши части отступают по всем фронтам от Черного и до Белого моря.

Меняя тему разговора, полковник сказал:

— Вижу, скучаешь по России. Ничего, привыкнешь, и у нас покажется не хуже. Еще так понравится, не захочешь и уезжать. Золотые края!

Ястребилов дипломатично промолчал: какие тут, к черту, «золотые края»! Пыль набивается в глаза, в уши, в нос, в волосы, хрустит на зубах, лезет за воротник, в рукава. Стоит машине сбавить скорость, наваливается жара, машину догоняет целое облако, и тогда дышать становится совершенно нечем.