Кара небес, или Правда о Тунгусской катастрофе

Дело в том, что метеориты становятся видимыми только в земной атмосфере. Это кометы появляются на ночном небе, находясь в миллионах километров от Земли. Комета — вообще особая космическая субстанция. Это длинноволосый житель Вселенной. С греческого буквально так и переводится — длинноволосый. Греки видели в кометах головы с распущенными волосами. Комета распускает волосы при приближении к Солнцу, словно хочет понравиться ему.

Кометы состоят главным образом из воды и немного из пыли. Солнечного излучения достаточно, чтобы комета начала интенсивно испаряться. Частицы отделяются от ядра кометы, образуя светящуюся оболочку, как бы голову, и хвост. Иногда очень длинный и причудливой формы хвост.

А метеорит — твердый и в безвоздушном пространстве ничего не выделяет. Поэтому он невидим до тех пор, пока не влетит в земную атмосферу. А здесь все по старой схеме: столкновения с составляющими воздуха, возбуждение молекул, ионизация, свечение. Правда, потом процесс усложняется. Включается разогрев поверхности метеорита, испарение и горение оторвавшихся от нее частиц.

В ночное время метеориты появляются, то есть становятся видны, на высотах ниже 120 км. Их легко замечают и глаз, и камера ночного видения. С дневными болидами дело обстоит хуже. Слишком мало о них данных.

Из материалов В. Скребы

Тунгусский метеорит наблюдался летящим со стороны Солнца, поэтому его трудно было выделить на этом фоне, но, с другой стороны, он имел внушительный размер. Будем исходить из того, что Тунгусский метеорит стал заметен на высоте около 100 км.

Он пересек Нижнюю Тунгуску в районе села Преображенка. Это в 350 км от эпицентра взрыва. Несложно рассчитать наклон атмосферной траектории Тунгусского тела. Получаем угол 5-14° к линии горизонта, с наиболее вероятным значением 10–11°.

Как вы понимаете, по мере продвижения в своих поисках я постоянно соотносилась с Андреем. Он выслушивал меня, делал замечания, я на нем отрабатывала свои выводы, в чем-то он меня поддерживал, какие-то мои выводы категорически отвергал. Естественно, я сердилась на него, естественно, мне действовал на нервы его всегдашний апломб. Иногда дело доходило до того, что хотелось сказать ему: «Да возись ты сам со всеми этими материалами. Нашел себе девочку для битья. Скажи мне большое спасибо за то, что я занимаюсь твоими проблемами! А тебе бы все показывать, какой ты умный и какие все остальные — и я, в частности, — тупицы по сравнению с тобой. Зазнайка и сноб!» Но я ничего такого все-таки не говорила. Вы спросите меня, почему? Во-первых, у нас с Андреем в кои-то веки появилось общее дело. А это значило, что не надо придумывать никаких искусственных поводов, чтобы встречаться, разговаривать, обсуждать — у нас появились общие проблемы. А то, что он при этом так распускал хвост и был таким противным, ничего не значило. Все это в порядке вещей, можно было и потерпеть (мы же люди науки, высоколобые ученые, научная элита!). Во-вторых, я прекрасно понимала, что, как бы я ни гордилась собой время от времени, в вопросах метеоритики я самый настоящий дилетант и мои изыскания и находки выглядят подчас смешными и нелепыми в глазах настоящего профи, каковым Андрей, как ни крути, и являлся. Зато, представьте, насколько дорогого стоили его нечастые, я бы сказала, скупые мужские похвалы. Иногда — подчеркиваю, совсем иногда, видимо, чтобы я не зазналась и не избаловалась, а также не потеряла чувства реальности и не воспарила слишком высоко, он говорил:

— Нет, определенно, ты заткнешь за пояс любого научного деятеля. Я просто поражаюсь тому, как нахально и метко ты формулируешь свои выводы. Знаешь, это экзерсисы на грани фола. Но ты, черт возьми, обладаешь какой-то неземной интуицией… Скажи-ка, а ты часом не из этих?..

И он покровительственно хлопал меня по плечу. А в глазах его светилась неподдельная гордость. И я таяла, таяла, таяла… И готова была ради таких вот моментов снова и снова рыть копытом землю, снова и снова погружаться в дебри исследовательского процесса.

Размер летающего башмака