Кара небесная. Книга 6

– Еще вчера вечером пропал проректор мединститута – Степан Ребко.

– Как пропал?! – вскочил на ноги Романов.

– Отогнал автомобиль в гараж и домой не вернулся. Жена подождала его два часа, потом кинулась искать. Автомобиль нашла, мужа нет… Как сквозь землю провалился.

– А Ребко это… не мог загулять? Мужчина-то он видный.

Малявин ответил: исключено.

– Он в этот день гостей ожидал – ректора с супругой.

– Слушайте, ну я ничегошеньки не понимаю! – всплеснула руками Элеонора. – Объясните толком, что происходит!

Пожевав нижнюю губу, Малявин сказал, что есть несколько версий случившегося.

– Версия первая, которой придерживаются в полиции: ничего криминального не произошло. Ребко еще найдется, а Третьяков может пенять в своей смерти только на себя.

– Что значит, "на себя"?

– Это значит, Элеонорочка, что капитан в отставке Вячеслав Викторович Третьяков, как показало вскрытие, умер от инсульта. У него, говорят, давление под двести зашкаливало, а он – царство ему небесное! – поддавал регулярно.

Услышав о том, что Третьяков умер своей смертью, Романов облегченно выдохнул. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и, раскинув руки, сел на диван.

– Но это ведь только версия полиции? – спросил Игорь. – А есть, наверное, и другие.

Удивленно, так, словно впервые увидел мальчика, Малявин повернулся к нему всем телом.

– Правильно, – сказал он. – Есть и другие.

– Какие?

– Есть версия, точнее, предположение, что Третьякова постигла небесная кара. Мне об этом моя ассистентка Танечка поведала. Она, конечно, дура, но, как я сегодня выяснил, так думает не она одна.

Игорь рассмеялся. Спросил: как можно предположение какой-то дурочки считать за версию.

– Конечно, можно, – вступилась за ассистентку Элеонора. – И даже, считаю, нужно.

– Мама! Не говори глупостей.

– А ты, Игорь, не груби мне! Ты еще маленький и многого не понимаешь!

– Мам, перестань.

– Да, да, не понимаешь! Мир, если хочешь знать, куда сложнее, чем ты думаешь!

– Мам, ну, пожалуйста, не надо!

– Ты мне не тыкай! А то я тебе сейчас, знаешь, так тыкну, что мало не покажется…

Желая прекратить перебранку матери с сыном, которая могла длиться не один час, а по некоторым принципиальным моментам и не один день, Романов спросил Малявина: какой версии придерживается он сам.

– Я думаю, это убийство, – ответил тот.

– Убийство?

– А чему ты, собственно, удивляешься? Всё, считаю, к этому шло. Шло, шло вот и пришло… Ну, сам посуди. Сначала какой-то маньяк обвинил восьмерых горожан, худших или не худших, это уж не мне судить, во всех смертных грехах. Потом другой маньяк, а может, кстати, тот же самый, предложил убить их… Потом произошло то, что и должно было произойти исходя из логики событий: один человек из этой восьмерки умер, причем, в нужное время, другой в это же время пропал.

– Однако человек-то умер своей смертью, – напомнил Романов.

Малявин пренебрежительно махнул рукой. Сказал, что только после того, как проведут токсикологическую экспертизу, можно будет говорить о том, кто от чего умер.

– А пока судить о причинах, вызвавших смерть, на мой взгляд, рановато.

Игорь спросил: что такое токсикологическая экспертиза.

– Это экспертиза, – ответил Малявин назидательным тоном, – способная, а точнее сказать, призванная обнаружить в организме человека следы присутствия ядов.

– Его кто-то отравил?

– Не знаю. Но о существовании токсинов, способных вызывать смертельные болезни или замаскировываться под них, криминалистам известно давно – если мне не изменяет память, с века эдак пятнадцатого.

Романов хлопнул себя по коленям.

– И все же непонятно! – сказал он, вставая с дивана.

– Что?

– Мотив! Ты же сам, Никита, как-то говорил, что просто так у нас не убивают. Для того чтобы спланировать и сознательно пойти на убийство, нужны веские причины – деньги, власть, женщины на худой конец.

– Это ты хорошо сказал про худой конец, – засмеялся Малявин. – Еще месть.

– Ну, месть.

– Маньяки.

– Маньяки… Подожди! Причем здесь маньяки?

– Маньяки, Вася, у нас всегда причем… Вот ты представь себе какого-нибудь убогого мужичка – работника типографии. Его все обижают, ноги об него вытирают, издеваются. А ему, бедному, что делать, куда податься? Он терпит, обиды копит, записывает в блокнотик имена тех, кто его толкнул и не извинился, а потом – бах-ба-бах! – в голове что-то щелкает, а следом появляется страшное желание расквитаться со всеми обидчиками одним махом…

Романов перебил Малявина. Сказал, что мысль ему понятна и ясна, однако версию о маньяке-одиночке он на месте полиции сразу б отмел.

– Масштаб не тот.

Его поддержала Элеонора. По ее словам, версия о каре небесной как нельзя лучше объясняет не только смерть полицейского с исчезновением Ребко, но и неурядицы с ее бывшим супругом.

– Я ему, Никита, давно говорила, когда мы еще только разводились, я тебя, Василий, так и быть, прощу за все, что ты мне сделал, но вот бог… Он всё видит, и он тебе, когда надо, припомнит мои обиды!

Романов в возмущении замахал руками.