Карабинер (СИ)

Мы выросли вместе в детском доме и всегда были дружны, хотя наша дружба была немного странной. В трудные минуты мы поддерживали друг друга, часто проводили время вместе, но из-за совершенно разных характеров и предпочтений, мы не были близки на сто процентов. Никогда не откровенничала и не лезли в жизнь с советами.

— Класс. — Воскликнула Алина, листая в телефоне фотографии. — Завтра, когда проснёмся, пойдём завтракать в самый центр, будем пить кофе и любоваться жаркими итальяшками. Они все тут горячие, клянусь, я не видела мужиков красивее в жизни.

Я случайно столкнулась глазами с водителем машины и покраснела. Конечно, он не может понимать русский язык. К счастью. Не хотела бы, чтобы он понимал о чём мы говорим.

— Да, кстати, я не говорила тебе. — Начинаю теребить серёжку, мне почему-то тяжело даётся правда. — Но я не живу там, я переехала к своему парню совсем не давно. Не хотела говорить, чтобы не сглазить.

— Лжёшь. — Алина наседает на меня. — Ты всегда крутишь серёжку, когда врёшь. Признавайся, ты давно с ним трахаешься. Говорю же, ты изменилась, стала одеваться шикарно, волосы распущены постоянно и глаза светятся. Он итальянец, да? С большим болтом? Богатый? Что я спрашиваю, на тебе блузка chanel, я такую на Гаге видела…

Трогаю волосы. И в правду, я и не заметила, что некоторые мои привычки перетерпели изменения. Раньше я убирала волосы в высокий хвост или собирала в пучок, так было практичнее. А в Италии я стала ходить практически всегда с распущенными после того, как Зейд сказал, что ему очень нравятся мои волосы и он хотел бы видеть меня с распущенными волосами.

Водитель такси снова бросил взгляд в зеркало заднего вида и мне показалось, что он прекрасно всё понимает. Меня бросило в жар. Чёрт.

— Он сириец. — Отвечаю коротко, глядя в окно.

Такси останавливается у дома, мужчина помогает достать вещи Алины из багажника и доносит их до входной двери. Подруга благодарит его и протягивает деньги.

— Поездка уже оплачена. Спасибо. — С улыбкой говорит мужчина, и когда она благодарит его и отходит от машины, бросает мне, чтобы Алина не слышала: Сеньора Хегазу, если буду нужен Вам, я буду стоять вон на той парковке.

Последнее он сказал на чистейшем русском и мне захотелось провалиться сквозь землю. Думаю, когда Зейд просил не порочить его имя, он и имел в виду, чтобы никто и нигде не обсуждал его болт!

— Натах, сколько я тебе за такси должна?

— Ни сколько. Забудь. — машу рукой.

— Ты с каких пор деньги не считаешь?

— Угостишь взамен меня кофе и тортом, ладно?

Мы поднялись в квартиру, которую арендовал Зейд. Несмотря на её большие размеры, она была очень дорогой из-за своего местоположения. Лучшая локация в городе.

— Не отель пять звёзд, но очень миленькая. Мне пойдет, будет хватать на аренду. — Я не стала говорить Алине, что у жилья в центре Рима баснословная стоимость и вряд ли Алина себе сможет это позволить, но я промолчала. Потому что завралась и от этого чувствовала себя гадко. К тому же мне хотелось ей помочь. Зейд оплатил аренду на год вперёд, для него это было сущей мелочью. И для себя я решила, что Карабинеру нужно делать больше благих дел для очищения кармы. — Куда пойдём тусить? Я только переоденусь, хочу тоже подцепить себе какого-нибудь итальяшку. Кучерявого… или нет… коротко стриженного и с выразительными глазами.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Подруга скрывается в душе, но не закрывает дверь, чтобы продолжить разговор со мной.

— Ой, а сириец, это же, наверное, нелегал какой-нибудь, да? Я слышала, что в Сирии не безопасно и многие люди бегут оттуда и работают на низкооплачиваемых работах. Ты опять подобрала кого-то несуразного? А, Натах? Отвечай честно, ты любишь ущербных с изюминкой.

— Он нормальный. — Отвечаю Алине, не пряча улыбку. Зейд точно не ущербный, но с большой такой изюминкой.

— Покажешь?

— Позже…

Алина переодевается в откровенный сарафан в стиле Дольче, надевает босоножки на высокой каблуке. Подруга готова блистать и покорять Италию. Мы выходим, чтобы отправиться в турне по достопримечательностям.

Она спрашивает меня обо всём, а я стараюсь обходить острые углы. Не рассказываю ничего про Паоло, не говорю особо о Зейде, больше рассказываю об уроках рисования, Риме и моих любимых тут местах.

Мы ходим целый день, и я удивляюсь, как она не упала и не сломала ноги на таких высоких каблуках на брусчатке. У Алины нет и тени усталости.

Вечером она тащит меня в бар, чтобы отметить её приезд и я чувствую, как мне становится не по себе. Я под предлогом, что хочу в туалет, скрываюсь в кабинке и звоню Зейду. Впервые на моей памяти. Мы никогда не говорили по телефону раньше.

От этого меня бросает в холодный пот, не могу предугадать, как он отнесется к моей просьбе разрешить пить и танцевать в баре до полуночи.

— Разрешаю. — Первое, что сказал мне Зейд, отвечая на звонок. Я растерялась, не сразу поняла, что именно он разрешает. — Не танцевать, не заговаривать, не улыбаться с мужчинами. Узнаю, выдеру так, что ходить не сможешь.