Карающая богиня, или Выстрел в горячее сердце

Возвратились в деревню за полночь, сразу завалились спать на матрас, обнявшись. Марина уткнулась носом в Женькину грудь, пахнущую рекой, он запустил руку ей в волосы, и так они и отрешились от мира, накрывшись махровой простыней.

Ощущение счастья и покоя, охватившее Марину в ту ночь, не оставляло потом долгое время, заставляло вспоминать все снова и снова. Они словно по-новому взглянули друг на друга, поняли, как и что делать, чтобы уже не расставаться, не причинять друг другу боли. Женька привез-таки свою бабульку.

Маленькая, совершенно седая, сухонькая старушка, кажется, осталась довольна Мариной – они много разговаривали, так как делать особо было нечего. Хохла вдруг неудержимо потянуло к земле, и он не выходил из огорода, ковыряясь то в картошке, то на грядках. Марина с бабой Настей часто сидели на лавке во дворе, под ноги к ним моментально укладывались собаки, проникшиеся к Коваль неземной любовью, хотя она и побаивалась проявлений их любви – их вес превышал ее собственный раза в два.

– Ты, дочка, с Женькой-то построже, – учила Марину жить баба Настя, разглаживая морщинистыми руками пеструю юбку на коленях. – Он ведь неплохой, только верченый, но это мать виновата, сдернула парня с тихой жизни в суетный город, вот он со шпаной и связался. А так-то он для жизни подходящий, да и любит тебя, я-то вижу. В кулак зажми его – все для тебя сделает… Ты, я гляжу, девка спокойная, не шалавая, как иные-прочие сейчас, вот и сладится у вас все с Женькой-то.

Марине становилось смешно от этих разговоров – знала бы наивная старушка, кто сидит рядом с ней в простом сатиновом сарафане, внимательно выслушивая ее наставления! Но посвящать бабульку в свою жизнь они с Женькой не собирались. Пусть живет спокойно, считая, что внучок влюбился в какуюто приличную деваху с деньгами.

– Я обожаю тебя, киска, – шептал по ночам Женька. – Ты умница, все как надо делаешь…

– Жень, зачем старому человеку лишние проблемы? Она и так за тебя достаточно напереживалась в своей жизни, пусть хоть сейчас поживет по-человечески.

– Люблю тебя, киска, так люблю, что сам удивляюсь – неужели это я? Ни с кем не было так, как с тобой. – Он бродил губами по ее телу, словно изучая его на вкус. – Моя девочка любимая, родная моя…

– Жень… остановись, пожалуйста, иначе я не выдержу…

– Но ты ведь любишь, когда я тебя целую…

– Конечно, родной, но давай поспим для разнообразия, хорошо? – Марина легонько поцеловала его в губы. – А утром я тебя сама разбужу, хочешь?

– Хочу… поцелуй меня еще раз, – попросил он, закрывая глаза.

…Теперь Коваль и сама уже не рвалась домой, в город, привыкнув понемногу к размеренной и спокойной деревенской жизни. Давно ее голова не была такой пустой и не обремененной дурацкими мыслями и проблемами, да и сама она чувствовала себя на удивление отлично, даже поправилась немного, чему особенно был рад Женька, то и дело украдкой поглаживая по разным местам.

– Хоть на бабу походить стала, а то все как малолеточка.

– Жень, я скоро круглая совсем буду, если твоя бабуля не прекратит печь пирожки с капустой каждое утро, – ласкаясь к нему, сказала Коваль, и Женька засмеялся, шлепнув ее пониже спины:

– Ешь, а то совсем со своей Японией дошла.

Пирожки баба Настя пекла такие, что Марина не в силах была ограничить себя или отказаться от добавки. Мать Марины не утруждала себя такими непосильными действиями, как выпечка или варка обедов, ей и ее собутыльникам вполне хватало соленых огурцов, купленных у соседки, да пары кусков хлеба, а о том, чем же питается ее единственная дочь, она не слишком волновалась – не маленькая, сама найдет. Так что сейчас Марина вознаграждала себя за свое взрослое детство и наслаждалась заботами бабы Насти, которая, несмотря на возраст, была еще очень шустрой и подвижной.

Хохол, к Марининому глубочайшему удивлению, оказался парнем с руками, за время их проживания здесь он починил все, что успело развалиться во дворе и огороде, поправил стену у хлева с поросятами, забор палисадника, еще что-то…

– Ну, ты даешь, Женька! Вот не думала, что ты своими ручищами что-то умеешь делать, кроме как кости ломать, – смеялась Коваль, и он, вытирая со лба пот татуированным запястьем, улыбался в ответ:

– Не говори никому, котенок, а то пацаны засмеют. Кроме меня, бабке помочь-то некому.

– Жень, я же шучу.

Она подошла к нему вплотную, обняла за шею и поцеловала в губы, потерлась носом о щетину на щеке:

– Поедем на речку вечером?

– Искупаться хочешь? – подхватывая ее одной рукой под колени и поднимая, спросил Хохол. – Конечно, поедем, котенок, как скажешь.

– А что случилось с киской?

– Она убежала – такая стерва была! – засмеялся он, унося Марину в дом. – И остался только мой котенок.

Баба Настя сидела в кресле с вязаньем перед включенным телевизором, смотрела одним глазом какой-то сериал и шустро работала спицами.

– Куда наладились-то по жаре? – не отрываясь от своего занятия, спросила она, и Женька, аккуратно поставив свою ношу на пол, поцеловал бабку в морщинистую щеку и весело сказал:

– Купаться поедем, бабуль, на обрыв.