Карающий меч адмирала Колчака

Особый интерес представляют органы государственной безопасности белогвардейского режима адмирала А.В. Колчака. Во-первых, уникальность их опыта в том, что в 1919 г. Колчак был признан всеми белыми правительствами и армиями других регионов России (Юга, Севера, Северо-запада) в качестве Верховного правителя. Соответственно, все правительственные структуры — ив том числе спецслужбы — его режима строились с прицелом на всероссийский масштаб и как образец для остальных. Во-вторых, здесь изначально (в отличие от остальных белых режимов) была предпринята попытка возрождения не только военной разведки и контрразведки, но и политической полиции по образцу жандармского корпуса Российской империи (при режиме генерала А.И. Деникина абсолютно разные функции криминальной и политической полиции объединялись в компетенции государственной стражи, что несомненно снижало ее эффективность). Наконец, в-третьих, А.В. Колчак сразу же начал широко привлекать в эти органы на ключевые и ответственные посты профессионалов царской жандармерии, чего избегал, в частности, тот же А.И. Деникин, одержимый либеральными комплексами и предубеждениями на сей счет (лишь на заключительном этапе эпопеи Белой армии Юга России это стал делать П.Н. Врангель).

Первая в отечественной историографии научная работа, имеющая косвенное отношение к теме исследования, была издана в годы Гражданской войны в Сибири кадровым разведчиком, 2-м генерал-квартирмейстером штаба Верховного главнокомандующего (ВГК) генерал-майором П.Ф. Рябиковым, который провел теоретическое «исследование вопроса об организации, сборе и обработке сведений о противнике», а также обосновал необходимость тесного взаимодействия разведки и контрразведки^{1}.

Находясь в эмиграции, генерал не мог знать, что чекист С.С. Турло и его соавтор И.П. Залдат в книге «Шпионаж», ставшей, пожалуй, первым учебным пособием для советских контрразведчиков, много цитируют его труд. Используя работы своих предшественников, а также обобщая опыт деятельности разведки и контрразведки в годы Гражданской войны, эти авторы пришли к выводу о том, что в целях самосохранения современное государство должно иметь высокоорганизованные профессиональные спецслужбы. В книге встречаются любопытные рассуждения о том, что в тайной войне нет места для морали^{2}. В известном смысле эту работу можно рассматривать как первую в советской историографии, затронувшую исследуемую тему.

Для периода 1930-х — начала 1950-х гг. характерен абсолютный диктат идеологии в исторической науке, проявлявшийся в тенденциозной интерпретации событий Гражданской войны, однозначном очернении своих противников. Серьезных исследований по теме в этот период не было.

В период с конца 1950-х до середины 1980-х гг. были предприняты попытки преодоления некоторых идеологических стереотипов, но они не оказали принципиального влияния на подход к теме. Гражданская война по-прежнему рассматривалась с позиций идеологии победившей стороны, а ее итоги объяснялись превосходством социализма над капитализмом. И хотя по различным аспектам Белого движения в целом в этот период вышел ряд интересных работ и был поднят ряд связанных с ними научно-исследовательских проблем, но белогвардейские спецслужбы по-прежнему оставались практически вне рамок этого процесса.

Отдельные исключения связаны с работами, посвященными большевистскому подполью, облик и роль которого, в соответствии с жесткими идеологическими установками советского времени, однозначно героизировались. Советские исследователи не могли обойти вниманием белогвардейские карательные структуры. Так, И.Ф. Плотников писал о создании при правительстве А.В. Колчака органов контрразведки, политического сыска и милиции^{3}. Серьезным исследованием о большевистском подполье и партизанском движении в Сибири на основе обширной источниковой базы стала монография М.И. Стишова. Несмотря на обязательные для той эпохи идеологические штампы, историк отметил малочисленность и политическую пассивность пролетариата Сибири, растворившегося в массе крестьянского и «мелкобуржуазного» городского населения. Объективно отражены в монографии причины провалов ряда подпольных организаций, вызванных, по мнению автора, бдительностью и профессионализмом белогвардейских спецслужб^{4}.

Вместе с тем, как в этих, так и в других работах советского периода спецслужбы Белого движения не являлись объектом самостоятельного научного исследования, а рассматривались «попутно», в контексте изучения большевистского подполья и как антитеза ему. Иному подходу препятствовали жесткие идеологические догмы и практическая недоступность засекреченной источниковой базы.