Карающий орден (СИ)

   В этот момент сотни цветов взлетели в воздух, под самый потолок, а после мягко опустились вниз, окутывая верующих сплошной завесой душистых лепестков. И голоса общинников, изо всех сил выкрикивавших свои грехи, превратились в единую какофонию, от которой пространство затрещало по швам. Люди, вскинув головы к потолку, рвали связки, самозабвенно пытаясь вымолить прощение у бога. Они не обращали внимания друг на друга, а лишь вопили, стремясь скорее сознаться в своих прегрешениях, сбросить с души тяжелый груз порока.

   Ашарх не раз бывал на празднике Очищения не только в столице, но и в своей родной деревне Сухой Лог в регионе Сои, но только здесь, в Аритхоле, диком горном краю, он впервые увидел верующих, которые так исступленно каялись, не скрывая от бога ничего.

   - Залмар, прости меня! Я соврала детям о наследстве!

   - Я возжелал свою сестру!

   Голоса окружали Аша со всех сторон как комок копошащихся змей, плюющихся ядом. Он невольно стал свидетелем сотни откровенных признаний. Его соседи и соседки говорили об обманах, убийства и предательствах - слова о жестоких поступках легко вырывались из их ртов, будто не скованные больше стыдом. Многие нескончаемым потоком изливали свои грехи, другие лишь монотонно выкрикивали в потолок "Прости!", кланяясь, как деревянные болванчики. Профессор с сожалением сделал для себя неутешительный вывод, что, даже несмотря на всю внешнюю святость этой общины и строгие правила, она, как и столь презираемые Светочем подданные Пророка, была полна скрываемой грязи.

   - Я отравила собаку соседки! Услышь меня!

   - Я прокляла своих детей, Залмар! Очисть же мою душу!

   Мужчина возвел глаза к потолку. Наполненный кипящей энергией верующих, он сам неожиданно ощутил нараставшее желание покаяться следом за остальными присутствующими в храме. Было ли это вызвано простым стадным инстинктом или же его действительно что-то тревожило в тот момент - Аш не знал. Какие грехи тяжким грузом лежали на его душе, желая освобождения?

   В памяти профессора промелькнули пыточные двенадцатого ордена: камеры, наполненные обезумевшими от ужаса пленниками, ждущими свою неотвратимую судьбу, вонь паленой кожи и непрекращавшиеся крики живых созданий, в которых вонзался раскаленный металл.

   - Прости меня, бог. Я утратил веру в свою страну, - тихо проговорил преподаватель.

   Он вспомнил произошедшее в предместьях Италана до последней детали: избитое и измазанное в грязи тело юной хетай-ра, закованное в колодки, озлобленные вопли толпы, поймавшей неудавшуюся конокрадку, и до омерзения гнусные разговоры стражников возле пленницы.

   - Прости меня, бог. Я утратил веру в простых людей! - куда громче и увереннее сказал Ашарх.

   И при всем своем желании профессор никогда не смог бы забыть жреца из Зинагара и его лживую речь, после которой изуродованного в огне Витима повесили, а обездоленных селян избили и с позором выгнали из города, куда они пришли за справедливостью и помощью.

   - Прости меня, бог! Я утратил веру в твою церковь! - выкрикнул преподаватель что есть сил.

   На мгновение мужчина замолчал, испугавшись своей смелости. Он сжал кулаки и, преодолевая трусость, подкрепленную волнением, покаялся в последнем и самом главном своем грехе.

   - Прости меня, бог... Я утратил веру в тебя, - еле слышно прошептал Аш, склонив голову к полу.

   В этот момент раздался оглушительный грохот, который, казалось, доносился одновременно со всех сторон. Земля под ногами дрогнула, и храм в одно мгновение наполнился густой пылью, через которую ничего не было видно и на метр вперед. Крики грешников превратились в испуганные визги и надсадный кашель, послышался топот ног - ничего не понимая, общинники скорее хотели покинуть помещение и толпились на выходе, мешая друг другу и расталкивая людей без жалости. Но стоило толпе поредеть, а пыли немного осесть, как стало ясно, что случилось. Старое здание не выдержало такого количества молящихся, сотрясавших стены своими звонкими голосами, и кладка, которую все утро чинила группа каменщиков, повторно обрушилась прямо на головы присутствующим. Блоки, скрепленные плохим раствором, не успевшим как следует взяться, повалились на пол, погребя под собой множество верующих, находившихся по правую руку от входных дверей. От старой стены теперь остался лишь неровный сквозной проем, через который свободно дул ветер и проникало яркое солнце, освещая печальную картину.

   Когда старейшина сумел пробиться к образовавшемуся завалу, то из-под камней удалось извлечь лишь три изувеченных тела. Сколько еще людей оставалось под обломками никому было неясно. Десятки присутствующих оказались ранены - тяжелые и острые осколки многим раскроили затылки, рассадили кожу и оставили крупные ушибы. Пострадавшие сидели прямо на полу, пытаясь прийти в себя, а по их белоснежному одеянию расползались бордовые пятна.