Карающий орден (СИ)

   Последняя фраза была брошена старейшиной в сторону профессора, который оказался зажат меж двух огней и яростно боролся за свою жизнь. Спереди на него наседали выжившие воины, а за спиной бушевал песчаный смерч, который мог легко перемолоть Ашарха, как и других общинников. Неспособный противопоставить что-нибудь серьезное быстрым ударам гладиусов, мужчина мог лишь отбиваться от мечей древком топора и постоянно хаотично размахивать своим единственным оружием, чтобы хоть на пару шагов отогнать противников.

   - Тея! Мне нужна помощь! - в краткую секунду отдыха между атаками общинников выпалил преподаватель, надеясь, что спутница сумеет расслышать его призыв за гулом песка.

   Руки, никогда раньше не державшие серьезное оружие, довольно быстро устали и налились свинцом, вынуждая Аша все чаще и чаще опускать топор и давать мышцам краткую передышку. Воины уверенно сокращали расстояние, достаточно скоро догадавшись, что профессор ничего не смыслил во владении оружием и лишь мог яростно наносить по воздуху непредсказуемые удары, но не более того.

   К счастью, отчаянный вопль мужчины все же был услышан. На секунду песчаный смерч, извивавшийся свои вытянутым горлом, как раздувшая капюшон кобра, замедлился, выпуская из чрева Лантею. В тот момент она выглядела как порождение кровавой богини ифритов Азумы: ее белая кожа стала бледнее обычного, подчеркнув впалые щеки и заострив нос, седые волосы растрепались и непослушными змеями вились над головой, вплетаясь в ветряные потоки, поднятые магической бурей, а в голубых глазах горело льдистое пламя. Она была воплощением гнева и войны. По венам хетай-ра лилась божественная энергия, она пропитала все естество девушки и стремилась вырваться на свободу, слившись воедино с песчаным безумием, царившим на площади Аритхола.

   - Прочь, лицемерные подонки! - низкий грудной вопль Лантеи молнией разнесся по округе.

   Не прекращая ни на мгновение вращение левой кистью, она указала другой рукой на столпотворение воинов, и песчаный смерч, за долю секунды вытянувшийся в узкую воронку, накинулся на добычу, втягивая беспомощные тела в свое нутро. Нечеловеческие крики боли едва пробивались сквозь гул бесновавшегося песка, когда мельчайшие частицы разрывали кожу и корежили плоть. Саркоз необычайно ловко для такого грузного человека, как он, успел отскочить в сторону, вместо себя толкнув в пасть магического вихря одного из подчиненных.

   И едва замолкли последние визги умирающих, магия Лантеи начала медленно и неотвратимо рассыпаться. Скорость смерча замедлялась до тех пор, пока песчинки, лишенные энергии, не повисли в воздухе, а после с легким шуршанием не ссыпались на мостовую сплошным потоком.

   - Что происходит? Почему ты прекратила? - спросил профессор, подскочив к спутнице, которая выглядела как опустошенная и измотанная тень. Она тяжело дышала, с трудом разминая свои кисти рук.

   - Мне очень нелегко его сдерживать. Мне нужна передышка, иначе заклинание вырвется из-под контроля.

   - Твоя грязная магия просто ослабла перед верой истинного божьего служителя! - неожиданно раздался надтреснутый голос старейшины. Он склонился над распотрошенным телом одного из своих воинов и вытащил из сжатой руки погибшего измазанный в крови гладиус.

   Выпрямившись, Саркоз легко взмахнул мечом, примериваясь к коротковатому для него оружию, а после перевел исполненный яростью взгляд на две замершие перед ним фигуры. Он стоял на окровавленной мостовой, посреди изуродованных тел своих братьев и сестер, присыпанных тонким слоем золотистого песка, и ядовитый сок дурмана, еще бродивший в его крови, дарил ни с чем не сравнимое ощущение божественной милости и абсолютной защищенности. В тот момент он чувствовал, как безграничная сила пронизывала его тело и разум, ограждая от любой боли.

   - Я не знаю, какому богу ты служишь, лживая сука... Но эта магия не принадлежит Залмару. Ты чужачка. Язычница, оскверняющая своим присутствием мой дом. И я уничтожу твою гниль, именем истинного бога!

   Комендант крепости резким движением дернул фибулу у себя под горлом, сбрасывая с плечей тяжелую меховую накидку, а после кинулся к паре своих противников, взревев раненым вепрем. Профессор даже не успел подумать, как его руки, крепко сжимавшие топор палача, уже взметнулись над головой, выставляя на пути у гладиуса деревянную рукоять. Но рубящий удар был такой силы, что короткий меч с хрустом разломил преграду, и две половины топора выпали из рук Аша.

   - Уйди с дороги, кусок дерьма. С тобой я разберусь позже!

   Широкий кулак старейшины врезался в лицо преподавателя, отбрасывая не успевшего отреагировать мужчину на несколько метров в сторону.

   Ашарх со стоном проехался спиной по булыжникам, разрывая одежду и сдирая себе кожу. Из его разбитой губы и сломанного носа алым потоком хлынула горячая кровь, мгновенно залившая все лицо. Но боль не волновала профессора. Он беспокоился за безоружную девушку, уставшую после контроля над сильным заклинанием, и теперь вынужденную уворачиваться от быстрых рубящих и колющих ударов коменданта крепости, неустанно преследовавшего свою цель.