Рядом виднелось здание Михайловского собора — огромного сооружения, крест которого, казалось, цеплял облака. Водитель наскоро сотворил знак Спасителя, проезжая мимо, и что-то пробормотал себе под нос. Я же только цинично усмехнулся, глядя на стоявшие у собора машины. Каждое авто было премиум-класса. Либо индивидуальной сборки, либо лимитированная серия. Автопарк священников, которые, судя по скоплению народа у собора, день и ночь отпускают грехи прихожанам.
«Вся власть от бога, — твердили жрецы, — и только Спаситель может наделить человека Силой или лишить ее за грехи наши тяжкие».
В мире, полном чудес, проще всего приписать эти чудеса божьему провидению. А жрецы могут заполучить неограниченную власть и по своему усмотрению карать и миловать монархов и семьи. Двести лет назад в мире правила Инквизиция. И заподозренный в ереси мог запросто сгореть на костре. Правда, в последнее время власть сменилась с религиозной на светскую. Но церковь до сих пор занимает в мире сильные позиции. Сто процентов общества остаются воцерковленными верующими. Это и дает церкви большие привилегии во всех сферах государства.
Церковники даже продвигают в Сенате законы. Такие, например, как запрет абортов. По мнению Церкви, жизнь может давать лишь Бог. И человек не вправе распоряжаться жизнью нерожденного плода. Потому что церковь — это оплот нравственности и традиционного уклада. Впрочем, если ты не соблюдаешь заповеди, то все равно будешь любим Богом. Нужно просто покаяться и пожертвовать церкви некоторую сумму. Грехи сгорят, а ты вновь станешь безгрешным.
Влияние Синода и запреты абортов и породили множество бастардов. В лучшем случае незаконнорожденные отпрыски аристократов получают от родителя обеспечение. В худшем — попадают в приют, который по нравам и обычаям будет мало отличаться от колонии для несовершеннолетних.
Приюты порождают сотни и тысячи озлобленных на существующие порядки подростков, которые владеют Силой по праву крови. Такие пополняют уличные банды, откуда у бастарда будет два пути: на каторгу или в могилу. А те, кому повезет, попадут в частные военные корпорации. Или на службу в семью. Если выживут до конца контракта — получат право стать членом клана.
Но только за этот призрачный шанс вербовщики семей привлекают сотни рекрутов каждый год. Потому что у аристократов есть все: деньги, сила, связи, влияние. Даже Императору приходится считаться с сильными и древними кланами.
Чуть поодаль на сером здании красовалась разноцветная вывеска боевой школы колдовства. А в зале за большими витринными стеклами занимались два десятка учеников. И при виде такого зрелища водитель поморщился от отвращения.
— Зачем эти школы только придумали? — пробурчал он сварливо.
— Чтобы развиваться, — беспечно заметил я.
— Жить надо по природе. Как анператор-батюшка завещал. А не вот то все новомодное, что супротив Синода идет. Развелось всяких блогеров да рэперов. Плюнуть некуда, чтобы ненароком в какую-нибудь погань мракобесную не попасть.
Я едва смог скрыть улыбку. Откинулся на подголовник. Таких консерваторов из простолюдинов было превеликое множество. Они считали Императора наместником Спасителя на земле, а аристократов — светлым воинством. Потому и не принимали прогресса, не жаловали изменений. Все идущее из-за границы считалось ересью.
— Раньше бывалоча костры до небес взвивались…
— Во времена мамонтов… — Я важно кивнул.
— И никто не смел супротив законов идти. — Водитель не заметил моего сарказма. — А теперь придумали — жить, как хотят, всякую Силу мешать да в себе открывать. Нельзя идти против природы! Иначе, — он сделал ударение на этом слове, — не будет мира в нашем государстве. Распутины и прочие мракобесы даже титулы получают. От самого государя-анператора. Тьфу!
— Деньги, — усмехнулся я, — позволяют если не все, то многое. Как будто раньше они не решали проблем.
— Решали. — Водитель кивнул. — Но люди были другие. Делали все не так нагло. У всех на виду. Будто так и надо. Понаехали с западу всякие корпораты и портят молодежь. Внушают им мысли крамольные про свободы и прогрессы. Надобно отбирать имущество у еретиков и отдавать Синоду да анператору. Больше пользы будет.
— Я бы еще плети вернул. Чтобы наказывать некоторых плебеев за язык распущенный, — предложил я и небрежно стряхнул с ладони лепесток дыма.
Видимо, водитель понял, что я не разделяю его взглядов, и остаток дороги мы проехали молча.