Карамазов. Книга 1 (СИ)

Неровные стены все так же были окрашены в бледно-зеленый цвет до половины высоты, а к потолку тянулась выбеленная часть, давно уже не обновляемая и оттого пожелтевшая. По центру потолка вился ряд пластиковых потрескавшихся плафонов, в которых вместе с ворохом погибший мотыльков покоились лампы дневного света. Вот только включали их крайне редко, чтобы сэкономить. Феникс вновь хмыкнул, вспомнив проповедь об алчности. Одно колесо с любой из машин жрецов стоило больше обстановки этого убогого места. Сколоченные из нестроганных досок лавки, рассохшиеся кадки с чахлыми растениями, выцветшие портреты святых страдальцев в картонных рамках — вот и все, что занимало пространство холла.

Обитая дерматином дверь кабинета матери-настоятельницы была приоткрыта. В щель по косяку пробивался луч света. Виктор занес руку, чтобы постучать. Но в последнюю секунду замер, словно сомневаясь, правильное ли он принял решение. Очень уж ему хотелось уйти из этого скорбного места прямо сейчас.

— Входите, — раздалось властно.

Виктор вздохнул. Возникло сильное желание перекреститься, и лишь большим усилием воли он подавил его в себе. Спаситель все равно не помогает таким пропащим, как он. И со стервой придется столкнуться лицом к лицу. Поэтому парень выдохнул, потянул на себя створку и вошел в кабинет.

Тут ощущалась другая атмосфера. Сдержанные бежевые тона пробкового покрытия на стенах повторялись в цвете паркета, тяжелые шторы с золотистыми нитями удерживали крученые подвесы с кистями. Несколько стеклянных шкафов хвастались своим содержимым, которого никто не смел касаться. В них были священные записи, Писания страдальцев, Кодекс Синода и множество снимков самой настоятельницы на различных благотворительных мероприятиях. Она получала дотации для вверенного ей учреждения и вкладывала их… куда-то.

Большой, внушительный стол, обитый зеленым сукном, освещала лампа с абажуром такого же изумрудного оттенка. Подставки для письменных принадлежностей из малахита были заполнены заточенными карандашами.

За столом сидела женщина лет сорока, высокая и подтянутая. Короткие рыжие волосы обрамляли широкое лицо с глубоко посаженными глазами и выщипанными в едва заметные штрихи бровями. Она не была одета в рясу. Та висела на спинке кресла, а сама женщина оказалась облачена в шитое по моде платье из тонкой ткани темно-бордового цвета. Длинные рукава закрывали руки, но глубокое декольте позволяло оценить ее бледную кожу, линию ключиц. А также ложбинку груди, в которой лежал крупный кулон из красного камня на солидной цепочке.

Она подняла голову, близоруко прищурилась, стянула с переносицы изящные очки. На хрупком запястье виднелся хронограф, о который звякнул крупный браслет из желтого металла. Женщина тут же заправила украшение под манжету и недовольно поджала тонкие губы, тронутые помадой. Она узнала стоявшего в дверях Виктора.

Впрочем, это выражение быстро пропало с ее надменного лица. И Жанна добродушно улыбнулась, словно встречала старого доброго друга, а не проблемного воспитанника.

— А, это ты. Не ожидала увидеть в стенах нашего приюта выпускника. Да еще и в столь поздний час.

— Это неудивительно, — Виктор прошел к столу и сел в кресло. — Вы говорили, что мой путь закончится в придорожной канаве. За скверный своенравный характер и… — он сделал вид, что вспоминает, — неспособность склонять голову.

Жанна Аркадьевна поморщилась, Настоятельница не любила, когда ей дерзят. И если бы Виктор сейчас был на десять лет моложе — его уже секли розгами, воспитывая в парне смирение. Но он давно не был тем ребенком из приюта, которого можно было попытаться поставить на место.

— Ты всегда был прямолинеен. Никакой дипломатии, — проворчала женщина. — Ну, рассказывай, зачем пожаловал.

— Нужна ваша помощь, матушка, — просто ответил Виктор и поставил на стол пакет, из которого торчало горлышко бутылки.

На лице Жанны появилась предвкушающая развлечение улыбка:

— Вооот как? — протянула она. — И в чем же?

Она вытащила бутылку, с интересом разглядывая под светом лампы:

— Содружество Британской короны. Шестнадцать лет. Значит, просьба будет очень серьезной, — женщина снова посмотрела на гостя. — Ты обрюхатил какую-то глупышку и решил сдать сюда вашего отпрыска без огласки?

— Нет, — холодно процедил парень. — Мне нужны документы. Для девушки. Двадцать — двадцать пять лет.

Жанна поставила бутылку на стол и с показным сожалением развела руками:

— Ну, что ты Виктор. Где же я их возьму? Нарисую?

Она лукаво хихикнула, словно выдала что-то остроумное.

— Ну, мало ли мертвых душ? — цепко уточнил Виктор. — Синод ведь финансирует вас исходя из количества воспитанников? И ежегодно в мир выходит сотня выпускников, которые бесследно исчезают на улицах города. Что-то я не вижу здесь множества детишек. Помнится, тут никогда не было больше двух десятков сироток на все ваше заведение.

— Закрой рот, Круглов. Будь добр покинуть мой кабинет. Тебе здесь не рады.