Карамазов. Книга 3

Я покосился на ее сопровождающего. Интересно, как он отреагирует на подобное заявление?

Но тот был спокоен.

— Виктория Ильинична совершенно права. Эти снобы неисправимы, — с усмешкой подтвердил он и протянул мне руку для приветствия.

— Петр Чернов. Мой хороший друг, — представила спутника Муромцева.

— Алексей Карамазов, — я пожал протянутую ладонь и почувствовал, как кожу уколола тысяча мелких иголок. — Вы…

— Бастард, — ответил Чернов без тени смущения. — Самый богатый бастард в Союзе. И за выдающиеся заслуги Император пожаловал мне титул князя.

Я улыбнулся, прекрасно понимая, сколько денег стоило заплатить за "выдающиеся заслуги". Но озвучивать свои мысли не стал. Это было лишним.

Мы прошли в собор. Узкий проход был застелен красной дорожкой. По обе стороны от него тянулись лавки, украшенные цветами. У алтаря стоял гроб с телом Милорадовича для прощания. Рядом высился портрет улыбающегося Александра с черной полосой в углу.

У гроба, с темным от горя лицом, стоял Николай Федорович Милорадович. Отец покойного. Аристократы возлагали к плакату цветы с траурными лентами, а затем подходили с утешительными словами к отцу.

Рядом с Николаем Федоровичем принимали соболезнования его супруга Софья и девушка. Последняя была облачена в строгое элегантное платье с глухим воротом. Ее голову покрывала шляпка с широкими полями и вуалью. Но несмотря на непривычный вид, я узнал Екатерину Калинину. Она с достоинством принимала соболезнования и время от времени подносила к глазам шелковый белый платок.

— Бедная Катя, — неожиданно тихо произнесла Кристина и всхлипнула.

— Тебе не обязательно с ней говорить. Я могу сам…

— Неужели ты считаешь меня такой черствой? — пролепетала княжна. — Наши разногласия с ней не имеют значения. Ведь случилась беда. А в такие моменты мы должны отбросить глупые обиды.

— Горжусь тобой, — искренне сказал я.

Тучная женщина перед нами оглянулась и окинула меня недовольным взглядом. Мне стоило смолчать, но что-то внутри меня возмутилось, когда незнакомка перевела глаза на Кристину и скривилась.

— И как только совести хватило прийти, мерзкие… — фыркнула она.

— Вы обращаетесь к нам? — холодно осведомился я.

— Что? — она округлила глаза. — Ты это мне, мальчик?

— Следите за языком, госпожа…

— Ломоносова, — подсказала мне Ольга.

— Если бы не прискорбное событие, то я бы потребовала у вас извинений, — прошелестела дама.

— Потребовать вы можете только пробку для своего рта, — ответил я с кривой усмешкой. — Но буду рад пообщаться с вами относительно вашего вопиющего неуважения к моим подопечным и ко мне лично. Чуть позже я нанесу визит в ваш дом.

Вынув из кармана карточку со своим именем, я протянул ее провожатому толстухи. Тот взглянул на кусок картона и закашлялся.

— Моя маменька не в себе, — быстро произнес он и коротко поклонился. — Примите наши искренние извинения и уверения в глубочайшем почтении.

Он сглотнул и протянул мне дрогнувшую ладонь. Его спутница наконец примолкла и постаралась скрыться за спиной сына.

— Хорошо, — ответил я чуть громче, чем следовало, чем привлек внимание стоящих рядом. — Я и княжны Юсуповы принимаем ваши извинения. В такой мрачный день не станем умножать печали.

У гроба мы не задержались. Мертвый лежал на белоснежном атласе, одетый в роскошный черный костюм, украшенный семейным гербом. Танатокосметолог был талантлив и сумел придать лицу покойного приятный оттенок аристократичной бледности. Однако, создавалось впечатление, что княжич прямо сейчас может открыть глаза. Видимо, не мне одному так казалось, потому что Ольга отвела взгляд и ухватила меня за руку, чтобы не упасть. Кристина отвернулась и шумно вздохнула. Я запоздало вспомнил, что ее брат был лишен достойных похорон. Его останки упаковали в приличный гроб и снесли в склеп без церемоний прощания. И только.

Наша очередь подошла, когда воздух уже сгустился от запаха плавленого воска и дорогого парфюма. Где-то у стены хныкал ребенок. Странно, что кто-то решил притащить на такое мероприятие отпрыска. Хотя стоит учесть, что в последнее время поводов для выхода в свет было немного.

Оказавшись рядом с князем Милрадовичем, я отметил, что он твердо стоит на ногах и держит лицо. Лишь глаза выдавали его переживания. В них колыхалась огненная лава его силы, грозя вырваться наружу.

— Жаль, что для личного знакомства понадобился такой печальный повод. Я не успел выразить вам свое почтение после потери вашего деда, князь, — произнес он твердым голосом.

— Сочувствую вашей утрате, Николай Федорович, — я пожал его крепкую сухую ладонь. — Если понадобится поддержка, я готов оказать ее вашей семье.

— Благодарю.

Следом за мной с ним коротко обменялись любезностями Юсуповы. Софья смотрела сквозь каждого, кто останавливался перед ней, и дежурно кивала.

Катерина надвинула на лицо вуаль, которая отбрасывала густую тень. Видны были лишь ее губы, сжатые в упрямую линию.

— Соболезную, — сказал я, оказавшись рядом.