Карамба, или Козья морда

– Хорошая мысль, не пропадать же добру, – подумал я, решив в будущем как-нибудь ее использовать. А в соседнем, нашем, дворе шел разбор полетов. Из-за чего все началось, как было на самом деле? Данила – лентяй, нет, чтобы одежду каждого разнести по своим домам, свалил ее кучей в нашем дворе, затем быстро накачал у себя дома камеру и убежал с нею на речку. А когда нас на буксире утащили за город, кто-то сообщил моей бабушке, что мы могли и утонуть. Та, сходила к Данилиной бабке, вызвали Настину мать, пустили слезы, и в это время появились мы, а на носилках лежит Настя. Бабки откачивали, говорят водой Настину маму. Теперь уж наверняка, нам с Данилой заказан вход в Настин дом. Пока Настю, целовали и раздирали на части матери и бабки, оставив нам хворостины, мы с Данилой сидели в глубине двора Хромого.

– Я пока домой не пойду, пусть бабка поостынет, она у меня скорая на руку.

– Что будем с иконой делать?

– Может Хромого спросим, он все знает.

В это время на шум, доносившийся из нашего двора, вышел на крыльцо Хромой.

Глава 7

Это раньше он был Хромой, а теперь стал Худой. Казалось, на крыльцо дома вышел человек, только, что выпущенный из Освенцима. Кожа да кости.

– Что с ним, болеет? – испуганно спросил Данила.

– Нет, лечебным голоданием занимается.

– Да он блаженный, какой то, его надо с моей бабкой свести, она у меня тоже чокнутая, – поставил диагноз рассудительный Данила.

– Чокнутый, это точно, – начал я рассказывать про нашего соседа, – кидается под бульдозеры, если начинают сносить деревянные дома и строить кирпичные. Помешался теперь на старине. В прошлом году, говорят, один ходил расчищать территорию храма. Вообще везет нам на соседей.

– Дядя Худой! Дядя Худой! – позвал, перекрестив Хромого – Петра Петровича мой приятель Данила.

– Не из-за вас ли шум стоит? – был задан вопрос с крыльца.

– Это с какой стороны посмотреть, – как налим ушел от прямого ответа Данила.

– Все понятно.

– Мы к вам на консультацию, на историческую тему.

– Это, хорошо. Я рад… Вопрос позвольте на проверку?… Вот с, молодые люди, простейший вам вопрос. Из чего на Руси плели лапти?

Мы с Данилой переглянулись. Сколько раз мы по телевизору и в разных книжках видели крестьян в лаптях, а из чего они плелись и не знали.

– Из лыка, – неуверенно я выдавил.

– Молодец. А на лыко какой материал шел?

– Береза.

– Липа, – поправил Данила.

– Ну, что ж коллеги, экзамен вы выдержали с честью, из вас могут получиться замечательные ученые, – сарказм прозвучавший в словах нашего соседа, мне не очень понравился, но я промолчал.

– Нас интересует, – я хотел вспомнить, как называется профессия монаха пишущего иконы, и не мог вспомнить, слово «борзописец» все время вертелось у меня на языке, наконец, я подобрал синоним искомому слову, и сказал, – нас интересует богомаз по имени Феофан. Не могли бы вы нам немного о нем рассказать?

– О…Иконописец Феофан. Феофан Грек – изограф, так в старину называли иконописцев, – поправил меня Хромой, – появился на Руси в 70-х годах четырнадцатого века, в Новгороде. До этого он расписал более сорока церквей в разных частях Старого света; в Константинополе, в Каффе (Феодосии), в Халкидоне, в Галате. Он был мудрец и философ, и великий художник. Но прежде, чем рассказать о самом Феофане Греке, надо хоть вскользь обрисовать эпоху, в которую он жил. А это была допетровская Русь, – Хромой как соскучившийся по слушателям лектор, шпарил как по книге.