Карамболь

Ван Вейтерен отправился в Диккен на трамвае. Возможно, просто-напросто боялся поставить машину на то самое место, где убили его сына.

Парковка казалась пустой и заброшенной, как, наверное, и всегда в это время года. Всего четыре машины и отцепленный подпертый прицеп трейлера. Ван Вейтерен точно не знал, где именно обнаружили тело; тут было несколько сотен метров зарослей кустарника на выбор. Но он и не хотел знать. Какой в этом смысл?

Он быстро пересек парковку и зашел в «Тратторию Комедиа». Прямо напротив входной двери располагался бар, сейчас там сидели двое пожилых мужчин в мятых пиджаках и пили пиво. Бармен — молодой человек в желтой рубашке и с собранными в хвостик волосами — ему рассеянно кивнул.

Ван Вейтерен кивнул в ответ и прошел дальше, в зал ресторана. Заняты оказались только три столика из восемнадцати; он выбрал тот, откуда хорошо просматривался бар, и сел.

«Может, Эрих сидел именно здесь», — подумал он.

Он заказал у официантки со светлыми косичками «блюдо дня» — баранью отбивную с запеченной картошкой. Бокал красного вина.

На то, чтобы получить заказ и все съесть, потребовалось полчаса. «На вкус совсем не дурно», — констатировал Ван Вейтерен. Прежде ему не доводилось переступать порог этого заведения, и посещать его в дальнейшем он, по понятным причинам, тоже не собирался, но кухня тут, судя по всему, весьма приличная. Он предположил, что игроки в гольф чем попало обычно не довольствуются.

От десерта он отказался. Решил лучше взять в баре чашку кофе и маленькую рюмку коньяку.

«Возможно, именно здесь и сидел преступник, — подумал он. — Возможно, я сижу на стуле убийцы моего сына».

Когда желтый бармен подошел, чтобы налить ему кофе, Ван Вейтерен воспользовался случаем и спросил, не работал ли он в тот вечер.

Да, признался молодой человек, работал. А почему он интересуется?

Прежде чем ответить, Ван Вейтерен взвесил все «за» и «против».

— Я полицейский, — объяснил он.

— Еще один? — не слишком приветливо уточнил бармен.

— Хм… — произнес Ван Вейтерен. — Я понимаю, что они слетелись сюда, как мухи. Но я из другого отдела.

— Из какого еще отдела? — поинтересовался бармен.

— Из особого отдела, — ответил Ван Вейтерен. — Не могли бы мы немного побеседовать — чисто по-дружески?

Бармен секунду поколебался.

— Сейчас я не слишком занят, — признался он.

— Эта колбаса — просто дар богов человечеству, — сказал Роот.

— Я вижу, что ты так считаешь, — заметил Юнг, глядя на то, как коллега жует с прикрытыми глазами и выражением неземного блаженства на лице. — Замечательно, что духовное тебе тоже не чуждо.

— Это все благодаря чесноку, — уточнил Роот, открыв глаза. — Старое доброе лекарственное растение. У меня есть теория.

— Вот как? Снова о марках?

— Лучше, — сказал Роот, загружая за щеку картофельный салат.

Юнг ждал.

— Ты не мог бы решить, собираешься ты есть или разговаривать? Это облегчило бы мне обед, — заметил он.

Роот кивнул и дожевал.

— Ладно, — согласился он. — Так вот, когда мы там сидели и обсуждали, мне пришла в голову одна вещь.

— Неужели?

— Шантаж, — сказал Роот.

— Шантаж?

— Именно. Тогда все сходится. Вот, послушай. Эрих Ван Вейтерен, следовательно, является шантажистом. У него имеется компромат на некоего человека, он назначает цену за свое молчание и отправляется в Диккен, чтобы получить деньги. Жертва шантажа не хочет раскошеливаться и убивает его. Ясно как день, поправь меня, если я ошибаюсь.

Юнг задумался.

— Вполне возможно, — согласился он. — Такая теория имеет право на существование. Почему ты ничего не сказал на совещании?

У Роота вдруг сделался несколько смущенный вид.

— Мне это пришло в голову под самый конец, — объяснил он. — Вы уже вроде все плохо воспринимали. Мне не хотелось затягивать собрание.

— Тебе хотелось есть? — спросил Юнг.

— Это ты так сказал, — ответил Роот.

16

— Если взглянуть на это, как на рак, — сказал Рейнхарт, — все становится понятно.

— Белый мужчина говорит загадками, — отозвалась Уиннифред, которая на одну четвертинку была из аборигенов.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Развей, пожалуйста.

Они лежали в ванне. Уиннифред Линч родилась в Австралии, выросла и защитила диссертацию в Англии, съехалась с Рейнхартом и родила от него ребенка во многом благодаря именно этой ванне. По крайней мере, она обычно так утверждала, когда он спрашивал ее, действительно ли она его любит.

Ванна была большая и глубокая, встроенная, украшенная снаружи несимметричным мозаичным орнаментом из маленьких зеленых и синих кафельных плиток и снабженная роскошными медными кранами. Там вполне могли поместиться, полулежа, двое взрослых людей — каждый в своем углу. Как сейчас. Ноги и тела при этом переплетались. Обустройство ванной комнаты обошлось Рейнхарту двенадцать лет назад в два месячных оклада.

Но оно того стоило.

— Рак, — повторил он. — Раковая опухоль образует метастазы, а иначе ее редко обнаруживают. Я хочу сказать, что с некоторыми преступлениями дело обстоит так же. С убийством сына комиссара, например… ты следишь за моей мыслью?

— Слежу, — подтвердила Уиннифред.