Карамель. Новый Мир

– Ты опоздала, подружка! – восклицает подруга и подходит ко мне, её острый язык заплетается как у змеи.

Лукаво улыбаюсь и решаю соврать:

– Забыла про тебя.

Ирис хмурится. Она часто – что удивительно – хмурится. Совершенно не боится, что морщины стянут её юный лоб; хотя медицина и потребность в постоянном совершенствовании не позволят морщинам оплести её лицо. Как и у матери. Она вся гладкая, ровная, без единого внешнего изъяна. Скулы точёные, подбородок как из рекламы клиники красоты, щёки отсутствуют напрочь, как и все естественные мимические складки.

– Слышала, у Голдман новая коллекция? – спрашивает Ирис.

– Со слухом у тебя в порядке, – отвечаю я, и мы идём в сторону отделов семьи Голдман, которые достались нам в наследство от деда несколько лет назад. Он был единственным стоящим и достойным носить фамилию Голдман человеком среди всей нашей сомнительной семейки. Я уважала его. Мне не нравилось, что от него пахло сырой рыбой и машинным маслом (у него были рыбная фабрика, доставшаяся в последующем дяде, а уж он из неё сделал сеть, и завод по производству авто, которое перешло в государственное владение, ибо в наследстве наиболее прибыльное дело уходит Новому Миру, дабы следующие поколения трудились во имя его завоевания). Я – как и все члены семьи Голдман – ждала смерти деда, чтобы получить в наследство какую-либо из компаний. Отцу досталась фабрика по производству и продаже зерна (всё, говорил он, что связано с едой, будет приносить прибыль в любое – даже кризисное (особенно кризисное!) время), дяде – рыбная фабрика, на меня дед оформил несколько отделов на Золотом Кольце (которые отец, как я уже говорила, реализовал на моё шестнадцатилетие), а матери перепала кулинарная книга от его жены. Вся ирония заключалась в том, что моя мать терпеть не могла готовить и – в принципе – никогда эти не занималась, а свою жену дед ненавидел так сильно, что упрятал в психиатрическую лечебницу, из которой она не вернулась. Тот конфликт долго не могли уладить, но всё свели к неудачно сложившейся рекламе. Антирекламе.

Всё в нашем стерильном мире поглотили реклама, связи и богатство. Было то хорошо или плохо? Ответ очевиден…Это было правильно и удобно, это было идеально, потому что избранная правлением – нами же – государственная система не могла ошибаться! Всё было досконально вымерено, математически проанализировано и спрогнозировано на оптимально-положительный результат. Новый Мир прекрасен – он подходит людям и ублажает их потребности, он позволяет их потенциалу раскрыться, даёт пищу, кров, нрав, всё. Новый Мир несокрушим! Политика Нового Мира – верна! Я – равный заседающим в Здании Комитета Управляющих Создатель. Мой час ещё не настал, но, когда придёт время, я расправлю руки для полёта. Я горжусь тем, что рождена в Новом Мире. Я есть Новый Мир.

Мы заходим в отдел с моим именем на вывеске, и Ирис в тот же миг теряется меж зеркал и пускается в ритуальный пляс, хватая платье за платьем и приставляя их к своему тараканьему силуэту. На улице сотни сверкающих и зазывающих плакатов; я же не терплю растрачиваться на навязчивое мелькание…В моём принципе – работать с именем и над именем. Ко мне идут, потому что знают, кто такая Голдман. Потому что знают, что Голдман может им предоставить.

Ирис с восхищением набирает вещи, обвивает свой змеиный стан тканями и рукоплещет тому, что удостоилась родиться в Новом Мире, она упивается и восхищается этим, она изводится красотой и обвешивает руки многочисленными пакетами, но я не принимаю участие в вещевом фетише и в выборе одежды вообще. Когда этаж изучен и каждый отдел облюбован, мы замираем у колонн. Ирис поправляет лямки пакетов и говорит:

– Думаю, на сегодня хватит, дорогая подруга.

Дорогой подругой была она, ибо в действительности обходилась дорого. Удивительно, но под вечер Ирис набиралась силой и красотой; её взгляд преисполнялся жизнью и становился распахнутым, нутро ликовало, пылкость не сходила с розового лица, неумело выбеленного по скулам и лбу (благо маска скрывала всё остальное).

– С тобой так приятно дружить! – восторгается, обгоняя меня, подруга; ловит свет от мелькающих около посадочных мест автомобильных фар. На улице за время нашего шопинга потемнело: неоновые вывески и плакаты заиграли новыми – куда более интенсивными и яркими – цветами.

Успеваю процедить сквозь зубы:

– А с тобой – нет.

Всё равно в маске неслышно. Или слышно, но Ирис делает вид обратного, потому что ссора с Голдман не сулит ничего хорошо.

Машины всё так же носятся по воздуху, а люди снуют по платформам; сотни спрятанных за серыми масками лиц двигаются друг с другом; компаний нет, иногда ходят парами, а потому над Золотым Кольцом нет жужжания бесед.

Мы прощаемся и отправляемся по домам. Ожидающий водитель молчаливо запускает меня в авто и отрывается от платформы – летим. Всё правильно. Дорога занимает чуть больше времени, потому что под вечер из муравейников и ульев выбираются всё больше людей.

– Улица Голдман, – оповещает водитель, когда мы спускаемся на посадочную платформу. – До завтра, мисс Голдман.