Карамель. Новый Мир

Это решаемая проблема, не думай о ней. Вставай, принимай полагаемые лекарства, завтракай, одевайся, иди. Так и поступаю. Миринда подаёт запечённую в духовке гранолу. Выхожу на улицу вместе с отцом. Обычно он вылетает на работу раньше – равно матери – но сегодня ждал меня. Стоим у посадочного места – среди движущихся машин (а их ничтожно мало) появляется мой автомобиль: медленно спускается, паркуется. Шёпотом спрашиваю у отца, дозвонился ли он вчера до компании.

– Разумеется, – сухо отвечает отец. – Чтобы некто посмел не ответить на вызов Голдман?

– И что сказала в своё оправдание компания?

– Что никаких замен не производила. Водитель тот же.

Водитель тот же.

В самом деле.

Что возил меня до появления янтарных глаз.

Нет-нет-нет. Так не может быть. Не может!

Нет.

– Отец! – только и восклицаю я.

– В следующий раз, Карамель, – обрывает он, – если пожелаешь обратить родительское внимание – сделай это менее изобретательным способом, выдумай историю легче, не волнуй меня. И без того с этими никчёмными остроговцами приходится бодаться в одиночку, а ты добавляешь головной боли…

– Отец!

– Молчи, Карамель.

Водитель опускает окно и, не снимая маски на лице, спрашивает, всё ли в порядке. Ну да, обыкновенно меня никто не провожает…Отец отвечает: «всё хорошо, безусловно» и велит мне отправляться в Академию.

– Не хочу, – еле слышно препираюсь я.

– Садись в авто.

– Нет.

– Садись.

– Я не врала тебе.

– Немедленно, Карамель.

– И я не сумасшедшая.

Отец ловко хватает меня за плечи и разворачивает к себе, присаживается, чтобы поравнять взгляды, и шепчет:

– Я знаю, Карамель, но ты можешь не волноваться, как не волнуюсь я. Ваши поездки записываются – ничего не произойдёт. Мой звонок их припугнул, понимаешь? А ты не можешь прогулять Академию, подумай об имидже Голдман.

После сказанного послушно забираюсь в машину. Водитель поднимает транспортное средство в воздух и через зеркало дальнего вида смотрит на меня. Смотрю в ответ. Молчим.

– Доброго дня, мисс Голдман, – говорит мужчина.

Издевается?

Его не было предыдущие дни, что за глупости?! Ведь я не сошла с ума, на его месте точно сидел другой человек!

Сидел ли?

Не сошла?

Спрашиваю:

– Я ничего не оставляла вчера в салоне?

– Нет, мисс Голдман, – отвечает водитель. – Я всегда проверяю диваны после поездки. А что-то пропало?

– Перчатки.

– На вас вчера не было перчаток после Золотого Кольца, мисс Голдман. Уверены, что не забыли их в каком-нибудь отделе?

Да чтоб тебя…

Перчаток не было вовсе, истина. Но откуда ему известно, его же не было в этом проклятом авто! Или янтарных глаз никогда не было? Я вообразила их? Как? Зачем? Что всё это значит?

– Хорошо себя чувствуете, мисс Голдман? – спрашивает водитель. – Вы побледнели.

– Лучше всех, спасибо за вопрос.

– Уверены?

С какой-то издёвкой…

– Иначе быть не может, я же Голдман.

Оставшуюся часть пути проводим в безмолвии. Как и любую другую поездку. Как всегда и происходило.

Ничего не понимаю.

Ирис встречается в холле; оценочным взглядом пробегается по мне, но ничего не говорит. Ромео стоит у лифтов. Подруга ускоряется, дабы подняться к кабинетам первой, а мы в этот момент приветствуем друг друга наедине.

Сначала я по-доброму смотрю на Ромео – он даёт возможность отвлечься; его всегда спокойный и утешающий взгляд пробуждает во мне уверенность в нашей паре и в здоровье лиц по отдельности, ибо союз не может быть образован меж девиантными. Я смотрю на него: приближается и – вдруг – пытается взять за руку. Отстраняюсь и сию секунду хмурюсь. А с тобой что, Дьюсбери? Все вокруг сошли с ума или только я? За счёт чьего безумия нормальность лежит контрастом?

– Ну же, – тянет Ромео со второй попыткой прикоснуться, – сладкая девочка.

– Ну же? – сомнительно повторяю я. – Ну же? Я тебе чем-то обязана?

Мой вопрос ставит его в тупик. Юноша мешкает и подбирает слова, говорит:

– Разумеется, нет, Карамель.

– Тогда идём, учёба не ждёт.

Мы заходим в лифт вдвоём; неподалёку проплывает вертлявая блондинистая голова и следом рыжая, но они не заходят с нами. Ромео нажимает требуемый этаж и молчит. Молчит с пару секунд, после чего – двери закрылись – глубоко вздыхает, поворачивается ко мне лицом и, взяв за плечи, напирает. Прижимает к стене.

– Твою мать, Ромео! – восклицаю я, отбиваясь. – Что за хрень?

Не терплю, когда в моё личное пространство вторгаются. Не терплю, когда меня пытаются коснуться. Не терплю, когда касаются…какого чёрта, Ромео?

– Ты спятил? – выплёвываю я, на что юноша вновь пытается приблизиться – взбирается по плечам; скидываю чужие пальцы. – Ещё движение, и я вызову патруль в этот грёбанный лифт!

– В чём твоя проблема, Карамель?

Ромео даёт осечку. И замирает. Недостаточно далеко, но уже и не близко (не так, как было секундой ранее).

– Моя проблема? – подхватываю. – Ты вообще в своём уме, что ты делаешь и по отношению к кому?

– Я хотел поцеловать тебя, сюрприз. Ты моя девушка.

Не думала, что можно так мерзко соединить эти два предложения.

Он совсем больной?

– Нет, я повторю: ты вообще в своём уме, что ты делаешь и по отношению к кому?

Перебивает:

– Ты не хочешь поцеловать меня?

Что за вопросы?