Карамелька от папы Ноэля

Наташа поморщилась. Знакомое слово «заробитчане» резануло слух. Как-то совсем для «чеченца» не подходило. Впрочем, «чеченец» прав. Девочки, которые тут работают в семьях, могут спросить своих хозяев, и, возможно, кому-то из их знакомых нужны работницы.

– За мной, малохольные, – засмеялся парень, выходя на тротуар. – Сейчас найдём кафешку, где зависают наши эмигрантки. Там всегда кто-то есть.

***

Центральный проспект Сарагосы даже поздней осенью казался ярким и претенциозным. Казалось, что невозможно найти два одинаковых здания. Несколько вычурная архитектура, высокие арочные окна, атланты, поддерживающие балконы. Наташа восторженно обводила взглядом фасады домов и не могла сдержать улыбку. Почти с каждого балкона свисали короткие верёвочные лестницы, по которым взбирались ярко-красные тряпичные Папы Ноэли. Между домами развешаны паутины гирлянд. Даже деревья были украшены сверкающими огоньками. В десять утра вся эта красота смотрелась довольно тускло, но Наташе она казалась пределом изящества.

Ориентировался Игорь в городе, как у себя дома. Девушки едва поспевали за новым знакомым, мельком разглядывая витрины центральных магазинов. «Zara», «Bershka», «Mango»… В их родных Черкассах о таких магазинах оставалось только мечтать. Наконец проводник открыл дверь и вошёл в просторное помещение. «McDonald’s» успела прочитать Наташа до того, как стеклянная дверь закрылась за её спиной. Народу в помещении было немного. Несколько столиков занимали мамы с малышами, а за одним – сидели четыре женщины разного возраста. Хотя незнакомки говорили не громко, ухо тут же уловило родную речь. Наташа даже задохнулась от радости. Словно тонувший в океане пловец вдруг увидел на горизонте корабль. Слёзы навернулись на глаза, и Наташа едва сдержалась, чтобы не броситься на соотечественниц.

Пока Наташа с Мариной смущённо топтались у входа, Игорь подсел к женщинам и непринуждённо, словно они были знакомы с рождения, завёл разговор. Затем, махнув рукой, подозвал Наташу с Мариной и представил новым знакомым. Честно говоря, Наташа чувствовала себя неловко. Вот не привыкла она что-то просить или, ещё хуже, жаловаться. Но тут её словно прорвало. Слова, вылетали вместе со слезами, обгоняли друг друга, обрывались и перемешивались. Она сама от себя не ожидала, что способна так открыться перед незнакомыми людьми. В этот момент ей казалось, что нужно просто высказаться, получить элементарную поддержку и услышать доброе слово. Ну что ж, и поддержку, и доброе слово они получили сполна. Женщины охали вместе с ними, ругали урода, способного так поступить со своими же девчонками, и под конец купили Наташе и Марине кофе.

– Ну, за кофе, конечно, спасибо, – напомнил о себе Игорь. – Может, ещё и работу найти поможете.

Поток состраданий резко оборвался. Женщины дружно вздохнули и начали собираться по домам. Наташа растерянно моргала. Как же так? Значит, всё, на что хватило добрых украинок – только посочувствовать? Покачать головой? Рассказать, какие Наташа с Маринкой глупые и доверчивые? Да они и сами знали, что лопухнулись по полной, отдавая деньги почти незнакомому человеку. Но это уже случилось, и сейчас им нужна не только констатация данного факта, но и реальная помощь.

Наконец одна из женщин вынула блокнот, написала номер телефона и протянула Наташе:

– Позвони через пару дней, я переговорю кое с кем. Вроде, Танька в отпуск на Новый год собиралась. Может, хоть на месяц одну из вас пристроит. Потом немного язык выучите – будет легче. Только предупреждаю сразу: никто работу просто так не отдаст. Такса сто евро. Можно не сразу. После первой зарплаты отдадите. Писташки хочешь? – перевела она разговор и протянула Наташе пакетик. – Меня, кстати, Нина зовут.

– Чего? – испуганно округлила глаза Наташа, проигнорировав последнюю фразу.

– Писташки, – повторила Нина. – Ну, фисташки по-русски, пистаччос – по-испански. А по-нашему – писташки. И привыкай. А то услышишь «ябале» и в обморок упадёшь. А это всего-навсего: всё, хватит.

Спрятав бумажку как самое драгоценное сокровище, Наташа, Маринка и Игорь вышли на улицу.