Карамельные сны

До восемнадцати лет Валерий Соболев прожил без особых огорчений. Правда, лет с пятнадцати он начал постепенно разочаровываться в своем теле — например, его огорчал размер ноги, который постоянно увеличивался, и ничто нельзя было с этим сделать. И еще — эта проклятая растительность на теле. Она выводила Валеру из себя! И он чуть не лопался от зависти, когда видел мужчин, чьи мощные торсы были совсем лишены растительности.

А в восемнадцать лет он женился. Брак был скороспелым, без особенного обдумывания: какая-то компания, какая-то женщина в полосатом платье, чьи-то духи, сигарета с марихуаной, выкуренная «паровозиком», а потом забвение — и утро, вспыхнувшее головной болью.

Валера не помнил ни того, как он увидел эту женщину, ни того, понравилась ли она ему. Вечером она снова пришла к нему, словно выполняя ранее взятые на себя обязательства. А два месяца спустя они уже были женаты, потому что Любе — так звали жену — была позарез нужна прописка и еще потому, что Валере, в сущности, было все равно.

К этому времени у него появилось увлечение, грозящее перерасти в тайную страсть. Он обожал примерять женские вещи и даже расхаживать в них по квартире, когда оставался дома один. Ему нравилось наблюдать перемены, происходившие с ним как наяву, так и внутри. Его поражало, что стоило здоровому молодому мужчине надеть короткую юбку, натянуть чулочки, заполнить лифчик жены шариками с теплой водой — и он превращается в другое существо. Кокетливое и женственное!

Как приятно было в летний вечер ходить на каблучках в чулочках и юбочке! Как здорово было чувствовать своей попкой колыхание теплого летнего ветерка… А макияж?! Это же вообще волшебство! Только что в зеркале перед тобой было грубое с резкими чертами лицо. А потом — несколько умелых взмахов кисточкой, и на тебя смотрит совсем другое личико, нежное, загадочное…

Переодеваться в наряды жены было любимым развлечением Валеры. Он уже не мог ни о чем думать. Жена только диву давалась, откуда в муже такое желание ходить вместе с ней по магазинам.

— Он, может, мужик и не шибко хозяйственный, но на обновки для меня никогда денег не жалеет, девочки! Никогда! — хвасталась Люба подругам.

Подруги завидовали. У Валеры появились и свои личные вещи, о существовании которых жена не знала. Он держал их под ванной…

Каждую ночь Валера ждал, когда жена заснет. А потом крался в ванну и устраивал там многочасовые показы — для самого себя. Такие же показы, только уже с фланированием по квартире на высоких каблуках, он устраивал и тогда, когда жена уезжала в командировки, что случалось часто, так как она работала налоговым инспектором. И вот однажды…

Люба уехала и должна была вернуться лишь на следующий день ближе к вечеру. Валера только-только натянул на себя бюстгальтер с вложенными в него водяными шариками, сарафанчик-мини, босоножки на шпилях с высокой шнуровкой, парик с длинными локонами и присел к зеркальцу подкрасить губы.

Как вдруг…

В замке зашебуршал ключ. Через секунду в квартиру вошла жена — Валера узнал ее тяжелую походку и манеру громко переобуваться в передней. А еще через минуту жена заглянула в комнату…

— Ах ты, дрянь, паскуда ты крашеная! — взвизгнула Люба, как только пришла в себя и убедилась, что девица, сидящая у ее зеркала с ее губной помадой в руках, не галлюцинация и не плод разгоряченного воображения. — Ах ты, свинья! Разлучница! Сучка с течкой! Стоит, значит, только жене за порог, как мой благоверный шлюх на панели подбирает! Да я ж ему все ноги вырву до самого причинного места! А ну пошла отсюда, скотина безрогая!!!

С этими словами Люба схватила Валеру за шиворот и стала трясти, как трясут ветку, когда хотят, чтобы с нее упали плоды. Результат столь негалантного обхождения не заставил себя долго ждать: парик отлетел в сторону, сарафан треснул по шву, выкатились обе «груди» и мячиками заскакали по паркету.

Валера на четвереньках пополз из комнаты, раздирая колготки.

Он уже понял, что его семейная жизнь закончена: Люба была решительной женщиной, шумно презиравшей всяких там «геев» и «лесби», которых, признаться, предпочитала называть совсем по-другому, такими словами, которые напечатать нельзя. Она даже неоднократно высказывала желание собрать этих «развращенцев» в столыпинские вагоны и направить на Колыму. «Там мозги здорово прочищаются», — говорила она, не имея, впрочем, никакого личного опыта на этот счет.

Словом, не успел еще сверкающий ягодицами в стрингах Валера доползти до двери, как Люба опомнилась, схватила в охапку и мужа, и парик, и босоножки, и еще какое-то тряпье, которое валялось рядом, и спустила весь этот набор с лестницы.

Валера оказался на улице. В рваных чулках, едва прикрытых короткой юбкой, в растрепанном парике и в босоножках на каблуках. В одиннадцать часов вечера. На тротуаре, вдоль которого со свистом проносились машины. Без ключей от квартиры. Без денег. Без документов. Без мобильника — а впрочем, кому и зачем он стал бы звонить в таком виде?

В общем, ситуация была — хуже не придумаешь.