Карамело

Их смех впивается в меня, будто акульи зубы.

Керетаро. Моей шее холодно, словно ее касаются ножницы. Керетаро. Керетаро. Это звук щелкающих ножниц.

7 La Capirucha [54]

– Мы почти приехали, – то и дело говорит он. Ya mero. Почти. Ya mero.

– Но мне нужно пописать, – говорит Лоло. – Сколько там осталось?

– Ya mero, ya mero.

Даже если ехать нам еще много часов.

Папа уже не обращает внимания на пейзажи и смотрит только на дорожные знаки, возвещающие о том, сколько километров нам осталось проехать. Так сколько же? Сколько? Он предвкушает то, как мы въедем в зеленые чугунные ворота дома на улице Судьбы, горячий ужин и постель. Сон, в который погрузится, когда дорога кончится и правая нога перестанет дрожать от напряжения.

Зеленая «импала», белый «кадиллак», красный универсал. Мы с трудом продвигаемся дальше, и каждая наша машина – изнутри и снаружи – отвратительнее другой: пыль, и трупики жуков, и блевотина. По мере того как мы приближаемся к цели, дорога становится все больше забитой автобусами и огромными грузовиками, сверкающими, словно рождественские елки. Никто даже не пытается никого обогнать. Километры, километры…

А затем вдруг, когда мы уже забыли про ya mero…

– !Ay, ay, ay, ay, ay! Наконец-то!

В машине тихо. Тихо на всем белом свете. А потом… Радость в груди, в самом сердце. Дорога уходит вниз, и перед нами, как всегда неожиданно, появляется огромный город. Вот он!

Мехико! La capital! El D.F. La capirucha[55]. Центр Вселенной! Долина – как большая нетронутая миска горячего супа из баранины. И смех в груди, когда машина устремляется вниз.

Смех словно серпантин. Словно парад. Люди на улицах кричат «ура!». Или мне это только кажется? Ура гигантскому билборду пива «Корона». Ура шоссе, переходящему в улицы и бульвары. Ура автобусам и такси Мехико, скользящим мимо нас, как дельфины. Ya mero, ya mero. Ярко освещенным магазинам с призывно распахнутыми дверьми. Ура сумеречному небу, наполняющемуся звездами, похожими на комочки серебристой бумаги. Ура приветствующим нас собакам на крышах. Ура запаху еды, приготовляемой на улицах. Ура району Индустриаль, ура Тепейаку, ура Ла Вилле. Ура открывающимся чугунным воротам дома под номером 12 по улице Судьбы, абракадабра.

Пуп дома – Ужасная Бабуля – перекрещивает свою черную rebozo de bolita [56]на груди, словно soldadera[57] патронаш. Черный крестик на карте в конце пути.

8 Тарзан

Мы входим. Все вместе – от мала до велика – мы смахиваем на ксилофон. Рафа, Ито, Тикис, Тото, Мемо и Лала. Рафаэль, Рефухио, Густаво, Альберто, Лоренсо, Гильермо и Селая. Рафа, Ито, Тикис, Тото, Лоло, Мемо и Лала. Младшие не могут правильно произнести имена старших, и потому Рефухито стал Ито, а Густавито – Тикисом, Альберто – Тото, Лоренцо – Лоло, Гильермо – Мемо, и я, Селая – Лалой. Рафа, Ито, Тикис, Тото, Лоло, Мемо у[58]Лала. Когда Бабуля зовет нас, то называет t'u или, иногда, oy'es, t'u[59].

Элвис, Аристотель и Байрон – дети Дядюшки Толстоморда и Тетушки Личи. Бабуля говорит Дядюшке Толстоморду: «Какая Лича отсталая, она называет бедных младенцев в честь тех людей, что упоминаются в ее гороскопах. Слава богу, Шекспир был мертворожденным. Интересно, каково бы ему было откликаться на Шекспира Рейеса? Какой несчастной оказалась бы его жизнь. Неужели твой отец потерял на войне три ребра ради того, чтобы его внука назвали Элвисом?.. Не притворяйся, что ничего не знаешь!.. Элвис Пресли – наш национальный враг… Он… Да с какой стати мне выдумывать? Когда он снимался в том фильме в Акапулько, то сказал: «Меньше всего в жизни мне хочется целовать мексиканку». Так и сказал, клянусь. Целовать мексиканку. Это было во всех газетах. И о чем только думала Лича!

– Но наш Элвис родился семь лет тому назад, мама. Откуда Личе было знать, что он приедет в Мехико и брякнет такое?

– Разве ей не стоило подумать о будущем, а? А теперь посмотри, что получается. Вся республика бойкотирует эту свинью, а моего внука зовут Элвисом! Какое варварство!

Амор и Пас – дети Дядюшки Малыша и Тетушки Нинфы, их имена означают «любовь» и «мир», потому что: «Мы счастливы, что Бог даровал нам таких хорошеньких девочек». Но те на самом-то деле страшные злюки и показывают языки всякий раз, когда их отец говорит так.

Оказавшись в доме Дедули и Бабули, мы так смущаемся, что разговариваем лишь друг с другом и по-английски, что расценивается как невоспитанность. На следующий день мы огорчаем нашу кузину Антониету Арасели, не привыкшую к обществу детей. Мы разбиваем ее старые пластинки Кри-Кри*. Теряем фишки от игры «Турист». Переводим слишком много туалетной бумаги, а иногда слишком мало. Суем грязные пальцы в миску с бобами, замоченными для того, чтобы приготовить обед. Носимся вверх-вниз по лестнице и по двору, гоняемся друг за дружкой по комнатам, где живут Бабуля с Дедулей, Бледнолицая Тетушка и Антониета Арасели, и по комнатам, где живем мы.