Карамзин

В конце года Карамзин стал лучше себя чувствовать, вернувшись в Москву после лета, прожитого в Остафьеве. Он обосновался в снятом на год доме Мордвинова на Новой Басманной и начал работать. Пришлось отложить «Историю государства Российского» ради политического, как назвали бы теперь, сочинения — «Записка о древней и новой России». Причиной и поводом для этого сочинения послужило личное знакомство Карамзина с императорской семьей.

В конце 1809 года на балу Ростопчин представил Карамзина великой княгине Екатерине Павловне, любимой сестре императора Александра. Она была молода, красива, образованна и умна. Наполеон просил у Александра ее руки, но она отказала ему и в начале 1809 года вышла замуж за принца Георга Ольденбургского. Принц был молод, получил образование в Лейпцигском университете, любил литературу и сам писал стихи. В 1810 году они были изданы отдельным сборником; рисунки и виньетки к сборнику сделала Екатерина Павловна. После женитьбы принц Георг был назначен тверским, новгородским и ярославским генерал-губернатором и имел пребывание в Твери.

Екатерина Павловна знала и ценила сочинения Карамзина, а после личного знакомства пригласила его погостить в Твери. Несколько дней спустя Карамзин занимался в Оружейной палате. В сопровождении Екатерины Павловны туда прибыл император. Произошла первая личная встреча Александра I и его историографа. Видимо, разговор ограничился несколькими фразами вежливости. Дмитриев в своих воспоминаниях приводит слышанный им от Александра краткий рассказ об этом: «Мне давно известен авторский талант его, но я виделся с ним только однажды, мимоходом, в Оружейной палате, когда приезжал с сестрою Екатериною Павловною в Москву. Она мне указала его».

В феврале 1810 года Карамзин шесть дней гостил в Твери. Каждый день его приглашали во дворец на обед, а по вечерам он читал главы из «Истории государства Российского». На чтениях присутствовали принц, муж великой княгини, и младший брат императора великий князь Константин Павлович. Как всегда, чтение Карамзина произвело большое впечатление.

По возвращении в Москву он сообщил брату о своей поездке в Тверь: «Они пленили меня своею милостью… Милость ко мне великой княгини, великого князя Константина Павловича и вдовствующей императрицы служит для меня не малым ободрением в моих трудах. От первой я недавно получил весьма лестное письмо. Императрица приказала сказать мне, что она брала участие в моей болезни и завидует великой княгине, которой я читал свою „Историю“. Константин Павлович также отзывается обо мне с отличным благоволением. Пишу к Вам об этом, зная, что Вы, любезнейший братец, участвуете во всем, до меня касающемся».

Второй раз Карамзин гостил в Твери в начале декабря. «Недавно был я в Твери, — сообщает он об этой поездке брату, — и осыпан новыми знаками милости со стороны великой княгини. Она русская женщина: умна и любезна необыкновенно. Мы прожили около пяти дней в Твери и всякий день были у нее. Она хотела даже, чтобы мы в другой раз приезжали туда с детьми».

Двор великой княгини оказывал довольно значительное влияние на политику Петербурга; император прислушивался к мнениям и советам сестры. «Дней Александровых прекрасное начало», как охарактеризовал А. С. Пушкин первые годы царствования Александра I, ознаменованное попытками либеральных реформ, кончилось разочарованиями: почти ничего из благих намерений осуществить не удалось, в осуществленных же преобразованиях обнаружилось великое множество недостатков. В Твери критиковали политику царя.

Об общем направлении мыслей окружения Екатерины Павловны может дать представление отрывок из письма графа Ростопчина князю Цицианову. «Нет нужды писать тебе об унынии, так сказать, всей России, — писал он в 1806 году. — Неудача, измена немцев, неизвестность о прошедшем, сомнение о будущем, а еще больше рекруты другой год и пагубная зима — все преисполнило и дворянство, и народ явной печалью. Все молчит, одни лишь министры бранятся в совете и пьют по домам. Господи, помилуй! Как я ни люблю мое отечество и как ни разрываюсь, смотря на многое, но теперь очень холодно смотрю на то, что бесило, ибо вижу, что, кроме Бога, никто помочь не может. Все рушится, все падает и задавит лишь Россию. Флота нет. В мирное время, год назад, 4 миллионов дохода недостало; в армии генералов и офицеров нет… Соли в трех губерниях нет, губернаторов мужики бьют, все крадет. До того дошло, что прокуроров определяют немцев, кои русского языка не знают, а государь печется об общем благе и мухе, верно, зла не сделал!»

Образ Александра I, культивируемый в кружке Екатерины Павловны, решительно отделялся от его окружения. Если тех, кто его окружал, во главе со Сперанским, представляли беспочвенными прожектерами, желающими преобразовывать Россию по иностранным политическим образцам и не знающими и не хотящими знать ее действительных условий и нужд, то император рисовался реформатором-мечтателем, желающим добра своему народу, жаждущим слышать слово правды и совета.