Карандаш надежды. Невыдуманная история о том, как простой человек может изменить мир

Наступил рассвет. Мы смотрели, как люди всех возрастов купаются в реке. Кто-то медитировал, кто-то учил детей утренним обрядам.

Когда мы вернулись на берег, группа пошла фотографировать достопримечательности, а Ванай кивком показал мне ступени, ведущие к воде. Я незаметно отошел в сторону, разделся до шорт, подошел к берегу и вошел в реку. Я полностью погрузился, а потом, не задумываясь, окунулся с головой и открыл рот, как обычно в ванной или бассейне. Потом вынырнул и выплюнул ее, даже не подумав, какую ошибку, может быть, совершил, приняв в себя самую святую – и при этом самую биологически грязную – воду в мире. Назад пути не было.

Стоя по плечи в воде, я закрыл глаза и прочитал молитвы. Когда через десять минут я вышел из воды, пожилой брахман в шафрановых одеяниях и оранжевом тюрбане вокруг копны седых волос крикнул мне:

– Зачем вошел в Ганг?

Я объяснил ему. Он взял меня за руку, вынул моток ярко-красных и желтых нитей и дважды обвязал ими мое запястье. Закрыв глаза, он прочитал молитву защиты и благословения, а потом сказал, что это священная нить Варанаси.

Вокруг нас столпились индийские мальчишки. Я шел с ними несколько кварталов, а перед расставанием они попросили дать немного денег. Я залез в карман, достал несколько карандашей и раздал по одному каждому ребенку. Они тут же преобразились: начали рисовать на клочках бумаги, которые им дал хозяин магазина, пробовали писать буквы, делились своими успехами. Дети обрели новое ощущение – чувство свободы, независимости. Я был очень взволнован. Такая мелочь оказалась способна открыть чувство возможностей, чуда, связать людей, у которых есть так немного, с чем-то большим. В голове начали рождаться идеи, я заставил себя успокоиться, но, как ни старался, у меня не получалось забыть того мальчика, держащего в руках карандаш.

Мантра 5 Маленькими делами дай людям почувствовать себя значительными

После Индии мы отправились на бескрайние равнины Масаи-Мара в Кении, потом побывали в поселках Южной Африки, побродили по разросшимся бразильским фавелам. Вместо того чтобы ходить на экскурсии по историческим местам, я стал заводить друзей среди местных сверстников и просил у них разрешения немного пожить в их родных селениях. Эта простая просьба уводила меня очень далеко от исхоженных путей и позволяла заглянуть внутрь деревенской жизни. Я стал просто одержим желанием узнать, как живут другие люди, меня поглотила вновь обретенная страсть помогать им. «Морской семестр» подошел к концу, мы замкнули круг вокруг земного шара, и я чувствовал в душе огонь.

Когда мы пришвартовались в Форт-Лодердейле во Флориде, на берегу нас уже ждали семьи. Мне сразу бросилось в глаза, что американцы намного крупнее, чем люди, которых я видел за рубежом. В развивающихся странах редко встретишь человека с лишним весом, а в толпе, махавшей нам с берегов Флориды, половина казалась просто гигантами. Как писал Марсель Пруст, «настоящее путешествие в открытие состоит не в том, чтобы стремиться находить все новые пейзажи, а в том, чтобы уметь по-новому увидеть то, что нас окружает». Я волновался, что дальние страны вызовут у меня культурный шок, а оказалось, что самый большой культурный шок ждал меня дома.

Ба очень хотела сходить со мной в свой гольф-клуб в Бока-Лаго, а пока откармливала меня огромными порциями грудинки, фрикаделек, фаршированной рыбы, суши и куриной лапши. В море я много месяцев питался безвкусными роллами и вялым салатом, поэтому все это было настоящими деликатесами. Я хотел ими насладиться, но когда мы выбрасывали остатки в мусор, не мог не думать о том, сколько людей ложатся спать голодными там, где я недавно побывал.

Вечером мой брат Скотт, который теперь работал ведущим промоутером в ночном клубе в Атланте, настоял на том, чтобы мы отпраздновали мое возвращение в Саут-Бич. Я не провел на американской земле и десяти часов, а мы уже ехали в модный Sky-bar в Майами. В клубе танцевали полуобнаженные красотки в блестящих украшениях, держа в руках огромные бутылки Dom P'erignon по пять тысяч долларов. Их выступление до жути напоминало мне церемонии, свидетелем которых я стал в прошлые несколько месяцев. Только вот в обрядах религии кандомбле[13] в Бразилии и в храмах приверженцев каодай[14] во Вьетнаме люди превозносили жизнь, а не бутылки с алкоголем. Я почувствовал, что осуждаю окружающих, а это несправедливо, потому что они не видели того, что видел я, а сам я ни дня не пробыл в их шкуре.