Карандаш плотника

Мануэль Ривас Карандаш плотника

Чочинье и в память о ее большом друге Пако Комесанье, докторе Комесанье, который боролся со злой напастью.

Анхелю Васкесу де ла Крус, детскому доктору. Без них не родилась бы эта история.

Также в память о Камило Диасе Балиньо, художнике, убитом 14 августа 1936 года, и о Херардо Диасе Фернандесе, авторе книг «Те, что не умерли» и «Напрасная жестокость», который умер в изгнании в Монтевидео.

С благодарностью докторам Эктору Верее, который направлял меня в том. что касается туберкулеза, и Доминго Гарсиа-Сабеллю, который помог мне подступить к пленительной личности Роберто Новоа Сантоса, специалиста по общей патологии, который умер в 1933 году.

Я также благодарен за те сведения, которые мне удалось почерпнуть из исторических исследований Дионисио Перейры, В. Луиса Ла-мелы и Карлоса Фернандеса.

Хуану Крусу, который просто сказал: «А почему бы тебе не написать эту историю?» – и пере дал мне через Росу Лопес красивый плотницкий карандаш.

Кико Кадавалю и Хурхо Соуто. которые живут в мире легенд и сквозистого туманного света. Хосе Луису де Дьос, который своей живописью навеял мне мысли о прачках.

А также Исе с утесов Пасарелы и с пасеки в Кова-де-Ладронес.

1

Он наверху, на галерее, дроздов слушает. Она с улыбкой пригласила Карлоса Соусу войти, и репортер сказал «спасибо». Да, спасибо, повторил он мысленно, поднимаясь по лестнице: хорошо бы у дверей каждого дома нас встречали такие же глаза, как эти.

Доктор Да Барка сидел в плетеном кресле перед складным столиком, положив руку на открытую книгу. У него был вид человека, который размышляет над только что прочитанной замечательной страницей, постигая ее. Он смотрел в сторону сада, окутанного дымчатым зимним светом. И картина была бы вполне мирной, если бы не кислородная маска. Трубка, соединяющая маску с баллоном, тянулась над белыми азалиями. Вся сцена показалась Соусе исполненной тревожной и слегка комической печали.

Когда скрип деревянных половиц известил доктора Да Барку о приходе гостя, он поднялся на ноги и с неожиданным проворством, совсем как капризный ребенок, сдернул с лица кислородную маску. Это был высокий и широкоплечий человек. Увидев Соусу, он протянул ему навстречу разведенные полукругом руки. Сразу возникало впечатление, что естественное предназначение этих рук – объятие.

Соуса растерялся. Он полагал, что идет к умирающему. Чуть раньше он с досадой выслушал задание: вырвать последние признания у прожившего бурную жизнь старика. Соуса ожидал услышать угасающий, прерывистый голос, увидеть драматическую борьбу с болезнью Альцгеймера. Он и вообразить не мог, что агония бывает такой светлой и спокойной, как будто больной подключен к генератору. И хотя доктор Да Барка страдал вовсе не туберкулезом, он был красив той красотой, что свойственна чахоточным. Огромные глаза, словно льющие свет лампы. Фаянсовая бледность лица. Яркий румянец на щеках.

А к нам репортер, произнесла она с прежней улыбкой. Посмотри, какой молоденький.

Не так уж я и молод, возразил Соуса, глянув на нее в смущении. Я уже успел кое-что повидать на своем веку.

Садитесь, садитесь, сказал доктор Да Барка. А я тут кислородом баловался. Не желаете ли глотнуть?

Репортер Соуса почувствовал себя чуть лучше. Красивую старую даму, которая явилась на стук дверного молотка и открыла ему дверь, явно пощадил своенравный резец времени. Тяжело больной старик, который всего несколько дней назад вышел из клиники, кипел энергией, как чемпион по гонкам на треке. В газете Соусе велели: возьми у него интервью. Он много лет провел в эмиграции. И говорят, в Мексике был даже знаком с Че Геварой.