Карантин

Мне кажется, больница меня от этого вылечила. Не дай Бог заболеть когда-нибудь вновь этой болезнью…

Да и тебя больница расколдовала. Ведь раньше ты ни с кем, кроме своей семьи, не общалась. И не хотела общаться! А теперь…

– Ведь мы отыщем Женечку, правда? – спрашиваешь ты уже в который раз.

– Обязательно отыщем!

Выходит, что не зря мы сюда попали. Не было бы счастья, да несчастье помогло… Господь всякую боль может обернуть во благо человеку. И слава Богу за всё.

* * *

25 октября 94, вторник.

Когда проснулась Ксюнечка, я сообщила ей о своём решении уехать прямо завтра. Она это восприняла с ликованием.

* * *

…И вот уже четыре часа дня, а мы всё складываемся и складываемся в большом азарте. Сворачиваем нашу экспозицию… Ксюша уже упаковала три больших пакета. С особой тщательностью запаковывался Дом гномов.

– Да… кончается наша больничная жизнь, – философично заметила дочка. – Начинается жизнь домашняя!

Снимаем картинки со стен. Стены постепенно оголяются… Являя нам своё серое убожество.

– Ой-ой! Погоди снимать всё сразу! – вскрикнула Ксюша. – А то страшно становится… Нам же ещё одну ночь здесь ночевать.

И всё-таки мы здесь славно пожили. Спасибо Господу за всё.

* * *

Картинки больничной жизни, которые останутся в памяти надолго:

Утренние пробуждения. Дерево в окне, ласково улыбающееся нам каждым листиком…

– Как они качают головами!… – шепчет Ксюша.

* * *

Первые дни: пёрышки, трещинки на стене… Она искала образы, искала красоту!

* * *

Ксюнечка встала на ножки! Слабенькая, как былинка. Но бодрая духом. Тихонько топает по палате.

– Вышагиваешь?

– Вышагиваю!

* * *

“Оказывается, в больнице действительно можно подружиться! Ты была права”, – сказала Ксюша, когда мы вернулись от Димочки к себе в палату.

– Давай подсчитаем, с кем мы тут подружились, – предложила она и стала перечислять: – Дима, Юрочка… Андрюша Набоков, Женечка… И другие две девочки.

– Яна и Олеся.

– Да. Ещё Клавочка, Серёжа…

Я рада, что Серёжку она причислила к друзьям.

* * *

Многое, многое запомнится из этой удивительной жизни. А больше всего, как папа, Антон и Анюта приходили к нам. Каждый приход, каждое проникание в чумную больницу (да к тому же в палату!) было подвигом любви. Спасибо вам, милые, родные. Вы нас очень поддерживали. Для Ксюши эти ваши явления были настоящим праздником. Она ликовала, прыгала от радости и кричала: “Ура! ура!!!” Ваши приходы были потрясающей энергетической и эмоциональной подпиткой.

Режим всё ужесточался и ужесточался – а вы всё приходили и приходили! Вырядившись в белые халаты, изображая из себя медиков, забывших пропуска…

Но когда и это не проходило – Антон просто перелезал через забор! В белом халате. Врач, который лезет в больницу через забор! “Ха-ха-ха!” – покатывались мои детки от смеха.

А чего стоит последний Анютин визит с чемоданчиком от фотоувеличителя – как будто она медсестра и идёт брать анализы. Когда Анюта появилась с этим чемоданчиком в палате – Ксюнька так испугалась!… А потом было столько смеха, когда она признала в “медсестре” родную сестру!

Хочется вас всех обнять – каждого в отдельности и всех вместе – крепко-крепко. Если бы вы знали, как мы вас любим! Всех вместе – и каждого в отдельности.

* * *

Лабиринтомания… Чуть затихая, она вспыхивала вновь.

Вот и сегодня, в предпоследний день, Ксюня не могла оторваться от новой книжки с лабиринтами (библейскими), пока не прошла все! (“Не все! Половину! Исправь! Пока не прошла по-ло-ви-ну!” – поправляет Ксюша. Она не любит неточностей.)

* * *

…Мы, конечно, влюбились в кленовую аллею, как мы влюбляемся во всё, что часть нашей жизни, и Ксюша уже мечтает, как мы будем приезжать сюда – просто так: погулять и повспоминать… Для неё, конечно, месяц в больнице – целая эпоха. Да и для меня тоже. И мы уже грустим, что придётся расставаться с этими обжитыми стенами, с этим Деревом в окне, с этой аллеей…

Надо успеть завершить этот дневничок, доснимать вторую фотоплёнку, доделать черепашку…

Не представляю, как мы это всё увезём: дом гномов, всё наше рукоделие и прочее, и прочее… Сколько же чемоданов нужно??? Мы так обжились здесь, так обросли всем!… Уместится ли всё это в такси, или нужно заказывать грузовик? Смех смехом, но свернуть эту экспозицию будет делом нелёгким.

* * *

Скучаю по Клавочке… Вспоминаю, как она влюбилась в Ксюшу. Как прилипала к дверям нашего бокса и смотрела на нашу жизнь. А стоило Ксюше появиться в дверях, – Клавочка шептала с умилением: “Какая хорошенькая!… Русалочка, Русалочка!…”

Этот восхищённый шёпот не давал Ксюше проходу и смущал её. Так что мне даже пришлось сказать однажды: “Ну, хватит, хватит, Клавочка”.

* * *

Читаем про Незнайку: “Незнайка не любил трудится”.

Ксюша:

– А я люблю трудиться!

* * *

Узнала, что мальчики опять побили Андрюшу Набокова. Говорю в сердцах: “Какие дети жестокие!”

– Но ведь я не такая? – тихонько говорит Ксюша.

* * *

Конечно, невозможно забыть первый день карантина. Андрюшу Набокова с “отчекрыжиным” пальцем. И как мы кормили голодных детей…

И день первого снега не забыть. И как все в отделении играли шариками и барашками…

А ещё мы не сможем забыть Женечку.

* * *