Карантин

Я звоню Белле, передаю ей список фармацевтических фирм и прошу достать запись всех выполненных ими за последние три недели заказов.

– Пять часов, – говорит она. – Твой пароль – «Ноктюрн».

Пять часов. Я провожу десять минут, глазея в окно, затем начинаю думать, что полезного можно было бы сделать за оставшееся время. В голову не приходит ничего интересного, и я решаю поесть.

* * *

На первом этаже отеля есть ресторан, но очень душный и дорогой, и я решаю поискать что-нибудь попроще на улице. В НГ сложилась своеобразная кухня – на основе кантонской, но с множеством местных изысков, таких как мясо крокодила из Арнемленда – «Дежа Вю» утверждает, что это нечто изумительное, если только вас не смущает косвенный каннибализм. Взвесив разные варианты, я останавливаюсь на жареном рисе.

Надо убить еще несколько часов, и я бесцельно бреду по городу. Я пытаюсь Заставить себя думать о работе, но меня уже тошнит от бесконечного повторения одних и тех же мыслей об одних и тех же фактах. Час пик – толпа стискивает меня со всех сторон, много напряженных, озабоченных лиц, от этого я обычно тоже становлюсь напряженным и озабоченным, но сейчас этого не происходит, как будто я еще не настроен в унисон с этим городом и его настроение никак не влияет на мое.

В тени башни «Пан Пасифик Бэнк» настоящие сумерки – это стоэтажный цилиндр в футляре из ржавого золота. «Дежа Вю» выдает отрывок из путеводителя:

– Самая знаменитая и самая противоречивая работа Сю Чао Чуня завершена в 2063. Напоминающая металл оболочка на самом деле полимерное покрытие. Фрактальная размерность поверхности 2.7, что является непревзойденным достижением...

Пояснения даются в более абстрактной, чем слуховая галлюцинация, форме: кажется, словно без всяких усилий вспоминаешь какой-то документальный фильм. Хитрость в том, что одновременно подкачивается определенный подтекст: ощущение все более глубокого знакомства с городом, чувство, что каждая из этих разжеванных тривиальностей несет в себе глубокое и очень личное знание, открытое далеко не всем даже из тех, кто здесь родился. Именно такого ощущения подсознательно ожидает каждый турист. Когда солнце и в самом деле заходит, небо быстро темнеет. Рядом со мной идет «Карен». Она не говорит ни слова, но мне достаточно только видеть ее краем глаза, вдыхать слабый аромат ее кожи, и чувство одиночества становится не таким острым.

Мы оказываемся на открытом рынке, среди бесконечных стоек и прилавков, уставленных сувенирами, безделушками и всяким техническим барахлом. Сталкивающиеся многоцветные лучи от теснящихся над головой голограмм, подобных болтливым привидениям, окрашивают все вокруг в странные тона.

– Может, купим интеллектуальный делатель салатов? Он же «работает быстрее и лучше любого человека с поварским модом»!

Она качает головой.

– А вот это? Заменитель ключей. «Запоминает и имитирует геометрические, электрические, магнитные и оптические свойства до тысячи различных ключей, активных или пассивных»?

– По-моему, не стоит.

– Послушай, нам обязательно надо хоть что-то купить, это указано в счете отеля. Если я ничего не куплю, меня сюда больше не пустят – компьютер Торговой Палаты наложит вето на мою визу.

– Может быть, гороскоп? – Она кивает на ближайшую будку астролога.

Эта идея вызывает у меня легкие спазмы в желудке:

– Давно ли ты веришь в эту белиберду?

Молодой парень удивленно поворачивается, заметив, что я обращаюсь к пустоте. Его друг берет его за локоть и уводит, шепотом объясняя, в чем дело.

– Вовсе не верю. Так, для смеха.

Я бросаю взгляд на будку и выдавливаю смешок:

– Астрология хренова... уже и звезд нет, а им и это нипочем.

С непроницаемым лицом она повторяет:

– Просто для смеха.

Меня уже всерьез поташнивает, но я говорю почти спокойно:

– Ладно, если тебе хочется иметь гороскоп, я его тебе куплю. Десятое апреля?

Она качает головой:

– Дурак! Не Мой гороскоп. Лауры.

Я озадаченно смотрю на нее, потом пожимаю плечами. Спорить нет смысла. Истории болезни всех пациентов Института Хильгеманна по-прежнему у меня в голове. День рождения Лауры 3 августа 2035 года.

Астролог – бритоголовая девочка лет пяти-шести, одетая в платье из искусственного шелка, на котором позвякивают стеклянные украшения. Я говорю ей данные Лауры. Она садится, скрестив ноги, на подушечку, и пишет бамбуковой ручкой на эрзац-пергаменте, пишет очень быстро, но ее каллиграфия безупречна. Мод, который все это обеспечивает, наверняка стоит кучу денег – ручные навыки дешево не даются. Исписав листок с одной стороны, она переворачивает его и пишет английский перевод на обороте. Я даю ей свою кредитную карточку и вставляю палец в сканер. Вручив мне пергамент, она складывает ладошки вместе и кланяется.

«Карен» исчезла. Я читаю предсказание, сухой осадок которого сводится к обещанию успеха в делах и счастья в любви (после суровых испытаний). Скомкав листок, я бросаю его в урну и направляюсь обратно в отель.

* * *