Карантин

На стоянке между огромными магазинами, несмотря на накатывающий сумрак, было все еще многолюдно. Машины занимали площадь едва наполовину, но народ тянулся ко входам, шелестел пакетами, загружал в багажники продукты, одежду, школьные принадлежности. Щебетали дети, громыхали продуктовые тележки, сигналили неловкие семейные автомобили. До начала учебного года оставались считаные дни. До встречи с тестем было еще два часа.

Павел вошел в «МЕГУ». Походил по широким коридорам, прислушиваясь к собственным ощущениям. Выпил кофе у шуршащего лезвиями коньков катка. Пошелестел купюрами у обменного пункта. Двинулся по магазинам. Через час он полностью переменился. Короткие волосы приобрели темно-каштановый цвет, трехдневная черная небритость обратилась тонкими усиками, джинсы и футболку сменил не слишком дорогой, но добротный костюм, очки в черной квадратной оправе с нулевыми диоптриями довели степень видимой интеллигентности до издевательской.

«Типичный ботаник-переросток, – определил себя в зеркале Павел. – Сидит на шее у родителей, амбиций и вожделения полные штаны, совести – ноль».

Высокие ботинки и бейсболка отправились в крепкий и удобный рюкзак. Там же нашли место две смены белья, носки, кое-какие медикаменты, моток альпинистской веревки, планшет с самыми необходимыми слесарными инструментами, скотч, новая ветровка из прочной ткани, новые джинсы, бутылка воды, дробовик и еще какая-то ерунда вроде нескольких плиток горького шоколада, спичек, соли, пары кусков мыла. Термос сменила толстая медная фольга.

– Теперь можно и в глушь, – пробормотал Павел, взвесил в руке грамотно уложенный багаж и определил, что уложился килограммов в десять. С таким рюкзачком можно было и побегать. Знать бы еще, куда бежать.

За час до встречи Павел прошел к шведскому супермаркету, оставил упакованный в полиэтиленовый пакет рюкзак, сумку и коричневую тубу, куда он поместил клинок, в гардеробной и поднялся в ресторан. От столика у огромного окна площадь-стоянка была видна как на ладони. Павел привычно похлопал по карманам, проверил документы, газоанализатор, нож. Сбруя для клинка почти не мешала – жаль, что скрыть под костюмом сам клинок было проблематично. Хотя вряд ли ему придется пофехтовать. Судя по всему, теперь по нему будут стрелять сразу. Он снял с плеча и положил на стол бинокль в мягком чехле, вдохнул запах жареной рыбы. Все-таки, если забыть о каких-то условностях и гурманских утонченностях, знатоком и ценителем которых был Дюков, ничто не могло сравниться с простой и правильной едой. Ну как, к примеру, с филе лосося. Жаль, конечно, что кофе у шведов оказался не самым лучшим, но кто ему мешал при необходимости вернуться в ресторанный дворик «МЕГИ»?

Павел вытащил из кармана пирамидку Алексея и поднес ее к глазам, чтобы рассмотреть лучше. Она была выточена из камня или отлита из какого-то пластика. Во всяком случае, грани не казались покрашенными. Пирамидка была сложена из треугольных призм. Углы граней сточились, словно брелок бултыхался полгода в поддоне с мелким гравием. Ушко для короткой белой цепочки крепилось к центру черной грани. Павел потеребил звенья – сплав показался ему незнакомым. Пригляделся к ушку. Оно было приварено или вплавлено в желтый стерженек, уходящий в глубь пирамидки. Павел попробовал его покачать, сдвинуть, стерженек щелкнул и повернулся на девяносто градусов. Обратно возвращаться он не захотел.

– Русские мастера – лучшие в мире, – прошептал Павел. – Секрет их преимущества в начальной стадии работы с незнакомым механизмом. Первым делом они его ломают. Отсюда и закалка, и смекалка. От дурости. Впрочем, вся страна так живет.

Он нащупал на груди Томкино украшение, вытянул его из ворота, повертел в руках исцарапанный диск. Немудрящий рисунок, отштампованный на металле едва различимыми линиями, теперь показался ему интересным. Особенно на фоне пирамиды. На одной стороне диска был изображен треугольник, вписанный в круг, на другой – большой треугольник, сложенный из четырех равносторонних маленьких.

– Геометрия, – пробормотал Павел и повертел украшение в руках. В нем ничто не поворачивалось и не щелкало.

Что-то привлекло его внимание за окном. Он протянул руку за биноклем, но, подумав, оставил его в чехле. Закрыл на мгновение глаза, потом медленно открыл их и окинул площадь взглядом сразу всю. Не метнулся взглядом от далеких дверей «Ашана» и подъездов «МЕГИ» до откосов МКАД, а захватил всю площадь целиком, не присматриваясь к деталям. Через пять минут он засек сразу с десяток опорных точек. Среди стоявших, едущих автомашин и движущихся фигурок людей взгляд выхватил неподвижные силуэты. Двое стояли на выезде у торца «Ашана». Двое переминались с ноги на ногу у выезда с погрузки к «ИКЕА». Двое болтались на развязке у кольцевой. Трое ворочали головами у центрального входа в «МЕГУ». Еще один сидел на скамье.

– Она не враг, – прошептал Павел.

«Наверное», – ответил кто-то у него внутри.

– Враги не просят о помощи и не сообщают, что они в беде.

«Конечно, если не хотят заманить в ловушку», – последовал ответ.