Караоке вдвоем: Хмельная страсть

— В банке есть, но банковским счетом Милка заправляет. Знаешь, как оно бывает: пока любовь, сюси-пуси, а потом зад об зад… и кто дальше прыгнет… Сматываться надо. Не ровен час, полиция и правда нагрянет, тогда бумажником не отделаешься, — мрачно пошутил Геннадий. Он уже пришел в себя и самостоятельно вышел на освещенную часть улицы. Маша пошла рядом. На душе у нее было неспокойно. Ну и вечерок выпал! Столько экзотики она и не думала отхватить, собираясь в эту далекую и неведомую древнюю страну, колыбель цивилизации.

— И куда же ты теперь? — спросила она побитого карточного шулера, чувствуя, как легкие крылышки нежности трепещут в ее сердце.

— Есть у меня каморка при отеле, там я снаряжение держу, там и ночую.

— А как заработок?

— Иногда густо, иногда пусто. Пройдусь по отелям, соберу группу, поныряем, жить можно, иногда и баба какая-ни… — Гена запнулся, с отчаянием понимая, что снова брякнул не то. Ему стало нестерпимо стыдно. — Раздобуду денег, отыграюсь, все будет хорошо! — Он подобрался, осанка его стала ровнее, шаги тверже. — Милка еще пожалеет, что так со мной обошлась. Да поздно будет… У нее там молодых как грязи. Такой народ. За деньги что хочешь сделают, только плати. — В голосе Геннадия прорезались горькие нотки человека, который еще не совсем махнул на себя рукой, но находится на пределе. Маша посмотрела на него сбоку. Его красивое лицо уже носит на себе следы бурной сытой жизни, такой жизни, которая никого ничему не научила, но продолжает манить своим блеском даже на краю пропасти.

Гена стал насвистывать что-то бравурное, маршевое, прищелкивая пальцами в такт шагам. Маша семенила рядом, исподволь продолжала бросать взгляды на его поседевшую голову и тешила себя мыслью, что, может быть, — может же быть! — ему повезет. Не с деньгами, нет. Повезет с человеком, с хорошей женщиной, ради которой он сможет найти в себе силы изменить свою жизнь, бросить дурацкие карты и стать наконец тем, кем он и был когда-то… в прошлом…

Гена перестал свистеть. Маше показалось, что он готовится что-то сказать именно ей, сказать нечто очень важное, и она напряглась, пугаясь того, что сейчас, может быть, услышит…

— Машка, — начал Гена, — помоги мне, если можешь. Так получилось, что проигрался я, начисто…

Маша вздрогнула, возвращаясь в реальность, и тяжело вздохнула:

— Ты понимаешь, в какое положение ставишь меня? Павел с ума сойдет!

— Сойдет, обратно вернется, с тобой разве можно по-другому? — грустно посмотрел на Машу Геннадий. — Эх, Машка, если бы мы с тобой тогда…

Вот оно! Но Маша уже перешагнула опасную черту, перешла в другую плоскость сознания. Поворот их беседы показался ей сейчас почти забавным. Во всяком случае, тревога ее поутихла. И нежность перестала размягчать ее податливое сердце.

— В память о прошлом, на вот, возьми. Будет возможность — вернешь. — С этими словами Маша вынула из ушей тяжелые золотые серьги и протянула их Геннадию. Тот, ничуть не смутившись, повернул руку ладонью вверх и взвешивающим жестом покачал украшение, словно примеряясь к чему-то невысказанному.

— Маш… Ты не думай, я не какой-нибудь… содержант. Я верну, как только будет возможность.

— Угу… Вернешь. И ничего я не думаю, вот еще глупости. Иди уж… преданье старины глубокой, дела давно минувших дней… — Она почти развеселилась.

— Я тебя провожу. — И Геннадий заторопился, не поспевая за торопливыми Машиными шагами.

— Такси! Такси! — помахала рукой Маша, выходя на площадь. От длинной вереницы машин отделилась одна и подкатила к ним. Покопавшись в кошельке, она обнаружила всего двадцать египетских фунтов.

— Отель «Хилтон» ю кэн? — тем не менее решилась она.

— Соти паундз, мэм…

— Твенти!

— Маш, не повезет он сейчас за двадцать фунтов, тридцать просит! — пробурчал Геннадий из-за ее спины.

— Май хасбенд элоун! — чуть не плача, прошептала Маша, не желая так легко сдаваться.

— Перестань, разве этим его проймешь?

— Хэв ю вайф? — пытала Маша арабского мужичка за рулем. — Имеджин! Ер вайф ин хоум, элоун! Ер вайф край! — убеждала она водителя, рисуя перед ним берущую за душу картину: одинокая любящая женщина одна дома в слезах.

— Машка, да брось ты… — урезонивал ее Гена.

— Ес… — вдруг решительно произнес шофер, — сит даун плиз, ай реди фо ю! Твенти паундз фо ю!

Маша, бормоча слова благодарности, полезла в салон. Вслед за ней на сиденье плюхнулся удивленный и обрадованный Гена.

— Бат, фо ю… — помахал пальцем водитель перед носом Геннадия, — соти паундз!

— Вот козел… — вполголоса посетовал дайвер и притих. А Маша поняла, что обычному работяге вполне по уму и по силам посочувствовать настоящей искренней просьбе, не надо только стыдиться своего чувства… и дело тут даже не в деньгах…

Они подкатили к отелю. Весь подъезд к нему перегородил сверкающий «бентли». Гена вжался в сиденье и не спешил выходить.

— Приперлась… и здесь нашла, — процедил он и нехотя выбрался из машины. — Знакомься, Маша, то есть вы ведь… Маша, это Мила… моя бывшая… — Гена поворачивал голову, переводя взгляд с Маши на стройную, яркую женщину.

Женщины смотрели друг на друга, не обращая внимания на Геннадия.