Они танцевали перед МОИМ, ЧЕРТ ПОБЕРИ, МУЖЧИНОЙ совершенно обнаженными, пытаясь соблазнить его и находясь на грани такого возбуждения, что, кажется, были готовы облизать его всего с ног до головы!
Или уже сделали это?!
Это была последняя капля, где мой рассудок испарился с шипением, выпуская наружу всю мою огненную кровь, которая выплескивалась черной лавой, сжигая на своем пути совершенно всё и всех!
Начиная с этих мымр, которые позволили себе даже просто находиться в одном помещении с Каратом!
— Какого хрена?! — только и успела взвизгнуть белобрысая, когда я одним рывком стащила ее со стола прямо за волосы, вышвырнув в открытую дверь с такой силой, что та ударилась о противоположную стену, истерично закричав и харкая кровью, оттого что ее нос был сломан, а пара зубов выбита по чистой случайности.
Видя участь своей подруги, вторая девушка оказалась на удивление прыткой, попытавшись сама на меня наброситься, решив, что ей поможет полет с низкого столика, благодаря чему она была немного выше меня, стоящей босиком на полу.
— Ты кто, мать твою, такая?!
— ЕГО ПАРА! — рявкнула я так, что эхо моего рычащего голоса отразилось даже в коридоре, отбивая руки второй девушки и скручивая ее, чтобы пинком отправить к скулящей от боли подруге с новым истеричным воплем, потому что эта умудрилась пробороздить лицом пол, шарахнувшись головой о ту же противоположную стену.
— Ради бога, не надо! — взмолилась оставшаяся пока еще целой последняя девушка, которая отчего-то была пристегнута наручниками к какой-то трубе сбоку, дрожа от ужаса и тихо плача. — Я не хотела быть с ними! Клянусь!
Словно маньяк, я склонилась резко над ней, глубоко и шумно втягивая воздух, чтобы сквозь этот чертов дым от сигарет ощутить то, что девушка говорила правду.
Она действительно не горела желанием и откровенно боялась всего, что происходило в этой комнате, наверное, еще до того, как здесь появилась я.
— Пошла вон! — рявкнула я, вырвав эту трубу с кусками бетона, чтобы освободить ее, под ошалевшие глаза девушки, которая в буквальном смысле уползла прочь, продолжая тихо плакать и молиться.
Будь ситуация иной, я бы помогла ей.
Показала, где выход. Защитила от всех, кто мог причинить ей вред.
Но сейчас самым страшным созданием в этом месте была Я!
И видя, как Карат наблюдал за всем происходящим с азартом и озорством, я тут же кинулась к нему в желании просто порвать на тысячу маленьких Каратов!
— Моя смелая горячая Кадьячка, — промурлыкал он, а я от всей души зарядила ему пощечину со всей своей силы, данной природой, ощутив, как даже мою ладонь словно обожгло огнем.
Но этого было мало!
— И это тебя называют отчаянным и смелым?! — Я залепила ему еще одну пощечину, понимая, что Карат не пытается сопротивляться или тем более отбиваться, как тогда с отцом. Но в этот момент я понимала папу как никогда раньше в его стремлении порвать этого чертова психопата, даже если затем умру сама от тоски и горя. — Это ты наш серый кардинал и темный герой?! Слабак, который прячется под женскими юбками в то время, когда вся семья борется с врагом и волнуется за тебя, будь ты проклят!
Должно быть, такой реакции Карат явно не ожидал, потому что его коронная хитрая ухмылочка с налетом чувственности сползла с красивого лица, а я понимала, что делаю ему больно не столько своими ударами, сколько этими словами, но остановиться уже не могла.
Яд этой черной любви сжигал мою душу дотла.
Горела я и сжигала его вслед за собой.
— В этом заключается твоя хваленая хитрость и мудрость?! Трахаться со всеми подряд, чтобы только твоя чертова кровь не кипела?! Так пойди в леса! Найди этих проклятых лабораторных крыс и убей каждого! Всех до единого!
Карат только откинулся назад, когда я в буквальном смысле запрыгнула на него, начав теперь бить кулаками по торсу, который был обнажен.
— Убивай! Кроши! Выворачивай заживо всех тех, кто посмел причинить вред твоей семьей, но не разводи эту гребаную философию о том, что такие, как мы, подохнут без жестокого секса!
Я раздирала ногтями его кожу, оставляя уродливые кровавые отметины, и понимала, что закипаю от этого лишь еще сильнее!
От аромата его крови голова начинала кружиться и становилось тяжело дышать.
— Ты ничего не знаешь о любви! Всё, что ты умеешь, — познавать тело, но не душу! Иначе ты бы понял… ты бы всё знал…
Дыхание срывалось и хрипело в груди рыданиями, которые я никогда бы не выпустила из себя, слыша, как Карат вдруг застонал так, словно ему было больно, хрипло выдохнув:
— Молчи, девочка. Не смей говорить это, глупышка.
Я ущипнула себя так, что проткнула ногтями кожу, но и это не помогло.
Словно рассудок покинул меня, оставив наедине с эмоциями, настолько сильными и болезненными, что хотелось кричать во всю глотку.
Как кричат звери.
Кричат, потому что не умеют плакать.