Каратель

— Только что у меня был некто Мехов Владислав Михайлович, в прошлом — сотрудник СБ краснодольского «Цветмета». Во всяком случае, так он мне представился. Но мне этого недостаточно. Нужно узнать о нем все возможное: кто такой, чем занимается, с кем связан… ну, и так далее, не мне тебя учить. Все ясно?

Соловьев кивнул, подошел к окну и проводил взглядом красную «девятку», стремительно выехавшую со двора.

22

Весь следующий день Влад провел во Дворце спорта, неприязненно наблюдая за инструкторами, которых Палыч приблизил к себе по одному ему известным критериям: «Тоже мне, выискались наставники! Самих еще учить да учить». Палыч за всю тренировку не произнес ни слова — ходил, смотрел, подолгу стоял возле каждого, и ребята в его присутствии работали как черти, откуда только силы брались. Доброжелательный и строгий взгляд мастера Влад ощущал на себе десять лет: теперь Палыч глядел на него иначе. Вроде и кошка между ними не пробегала, а чувствовал: для Палыча он — отрезанный ломоть. Гордость не позволяла подойти и выяснить отношения, да сэнсэй и не сказал бы ничего — выдал бы очередную притчу, которых у него в запасе было на все случаи жизни.

Вернувшись домой, он поставил в духовку ужин, включил автоответчик. Запись оставила Лена: «Влад, здравствуй, это я, Лена Мещанинова. Звонила тебе весь вечер. Говорят, в лесу полно ягод и начинаются грибы. Мы с отцом и Вершковым собираемся поехать в лес, если не возражаешь — присоединяйся. Жду звонка!»

Сообщение он прослушал дважды и дважды брался за телефонную трубку, но так и не позвонил: утро вечера мудренее.

Пошел дождь. Крупный, обложной, с громом и молнией — такой, при каком люди без крайней надобности не выходят из дома. Влад лежал на диване и ждал звонка Камая, словно тот обещал ему позвонить.

В шестом часу приехал Крот, мокрый и заполошенный; сообщил, что взяли Ботова — из каталажки вышел Рудик Иванов, загремевший туда за пьяную драку, он и рассказал.

— И что? — сохраняя невозмутимость, спросил Влад.

— А то, что расколется Бот — и нам с тобой кранты! С кем связь держал по рации…

Влад поглядел на часы и пошел как ни в чем не бывало в ванную, почистил зубы, стал бриться.

— Бригадир — наркоман, его сдадут или пришьют, вот увидишь! Он в баре похвалялся, будто сунул таможеннику «куклу», — торопливо излагал Крот, стоя в дверях.

Влад едва не порезался:

— Повтори-ка?

— Между двумя купюрами — отпечатанные на цветном ксероксе фальшивые баксы, — расшифровал Крот. — Потому тот и сообщил рэкетирам о грузе!

Влад посмотрел на него в упор:

— Кому он об этом говорил?

— Угощал двух братьев Ордынчиков с железнодорожного, жить учил. Деньги у него были, много. Ордынчик-младший об этом доложил Губарю, а вечером его прижучили возле «Самоцвета» и крепко побили. В больнице теперь. Братан его Вадька по городу рыскает, Губарь мне звонил.

Влад вытер мыльную пену с лица, вернулся в комнату.

— Что же получается, таможня этот… Шепило был прав?.. Накололи его, он и…

— Его не накололи, Влад, его спровоцировали. И он своей команде про «куклу» сказал. А Бригадиру только того и надо было — зацепить всех сразу.

— Выходит, зря я его отметелил?

— Да не отметелил ты его, получается, а убил! Подставили нас с тобой.

— Тебя там не было, понял? Смотайся куда-нибудь на время, только чтобы я знал. Дело тут одно намечается, можешь понадобиться. А с Бригадой я разберусь сам.

Отправив Крота домой, он набрал номер Мещаниновых. Трубку взяла Лена.

— Оденься понаряднее, возьми зонтик и жди меня на углу — там, где я тебя в прошлый раз высадил.

— Но… Влад!..

Он положил трубку и стал одеваться. В кои-то веки хотел повязать галстук, но в доме галстука не оказалось, не считая пионерского в материном комоде. Надел водолазку и черный костюм, вылил на себя полфлакона французской туалетной воды, сунув револьвер за пояс, пошел в гараж.

В «Самоцвет» они приехали в восьмом часу. Воскресенье да еще непогода загнали в ресторан полгорода. Отсутствие свободных мест Влада не касалось — зеленые в том количестве, в каком они у него были, вполне могли заменить пропуск в рай.

Чувствовал он себя скованно, слегка подрагивали руки и урчало в животе. Рыжая отличалась от всех, кого он водил сюда раньше. Больше всего ему сейчас хотелось забыть о Паниче, приказавшем стать для Мещанинова «своим».

— Столик на двоих, — сказал Влад метрдотелю, когда они поднялись в зал. — Все самое вкусное и дорогое.

С этими словами он опустил в карман метрдотеля пятидесятидолларовую бумажку, преобразив хозяина по кличке Местнет до неузнаваемости в одну минуту — пока Лена расчесывала перед зеркалом пышные волосы. На ней было длинное темно-красное платье и бордовые туфли на высоком каблуке; и очки — другие, не те, что давеча он подобрал на асфальте — вовсе не портили ее лица.