Каратель

Она взяла кружку обеими руками, грея о нее пальцы.

Сейчас она ничем не напоминала ту напряженную, как рысь перед прыжком, охотницу, что балансировала на носках, разведя руки с длинными, чуткими пальцами, в любой момент готовая броситься в атаку или метнуться прочь…

Я присел в кресло напротив, тоже обхватив кружку обеими руками. Не отпивая – просто греясь.

Наверно, сейчас я тоже не очень-то походил на охотника.

Два осколка… Двое случайно уцелевших из перебитых охотничьих стай.

– Давно? – спросил я.

Она вскинула на меня взгляд.

– Давно ты одна? – повторил я.

Она опять уставилась в кружку, в медленно кружащуюся кремовую пену.

– Второй год…

– Сколько вас было?

– Нас?

Я удивленно поднял брови.

Она вздохнула:

– Я так, сбоку припека была… Среди них был мой парень…

– И сколько их было?

Она усмехнулась. И я не понял, чего в ее усмешке было больше – горечи или злости.

– Если бы все так просто… Было… – повторила она и зло тряхнула волосами.

Я молчал и ждал. Грел пальцы о горячую кружку, беззвучно, одними губами, делал маленькие глотки – и терпеливо ждал.

Пусть ее слова текут как текут. Иногда слова больше, чем просто слова.

– Она не всех убила. Двое все еще живы. Если это можно назвать жизнью…

Я опустил кружку.

– Ты хочешь сказать…

Она наконец-то подняла глаза. И черт возьми, уж лучше бы она продолжала смотреть, как медленно умирает пена в черном кофе. Ее губы кривила усмешка.

– Да. Кто сможет охранять лучше, чем бывшие охотники?

– А он… твой парень…

Она опустила глаза. На скулах затвердели желваки.

– Он. Больше. Не мой. Парень, – отчеканила она.

Слава богам, что я не видел ее взгляда – сейчас.

– Это он, – сказала она, – заметил того вашего… тощий такой, костлявый…

– Шатун.

Она пожала плечами. Какая разница, как его зовут?

– Она вытащила из него все, что он знал. Потом его убили.

– Откуда ты знаешь?

– Видела.

– А остальные наши? Кого ты еще видела?

– Тебя.

Я нетерпеливо кивнул. Это я и сам знаю!

– Еще того… квадратный такой…

– Гош.

Она кивнула, довольно безразлично.

– Его, – сказала она голосом таким пустым, словно зачитывала состав на этикетке. – Потом накрыли тот голубой дом.

– На пустыре…

– На пустыре.

Я очень осторожно поставил кружку на пол возле кресла. Руки дрожали. Стиснул подлокотники, чтобы не ощущать этой предательской дрожи в пальцах.

Старик…

Там были Старик и Виктор.

– Что там случилось?..

Мой голос дрожал сильнее, чем пальцы.

Она вскинула на меня взгляд и тут же опустила. Нахмурилась.

– Не знаю. Там было слишком много ее слуг. Слишком опасно. Эта тварь тоже была там. Злая. Кажется, у нее не получилось сразу их сломать… – Она поглядела на меня: – Кто там был?

Там были двое, но едва ли дело в том, что их было двое.

– Старик… Это его она не смогла сломать.

– Самый лучший среди вас?

Я кивнул.

Самый лучший.

– Был…

– Да, в каком-то смысле его уже нет, – сказала она. – Но не относись к нему как к мертвому.

– Что?!

– Почаще вспоминай, что он знал о тебе.

– Что?.. Да ты… – В своем ли она уме?! – Да Старик, он… Да никогда он! Да если бы до этого дошло, он бы…

– Он – ни за что. Наверно, он сопротивлялся до последнего. Наверно, он пытался покончить с собой. И надеюсь, что он успел. Но надежда – это не вера. Не путай их, если хочешь остаться в живых.

– Ты думаешь, Старик… Она его…

– Я не думаю, я знаю. Полтора года назад из шестерых она взяла двоих самых лучших. Думаешь, за эти полтора года она поглупела?

Она сунула ноги в ботинки и, не завязывая шнурков, пошла к камину. Тяжелые ботинки на очень мягкой резине тихо, но увесисто тыкались в пол – почти и не звук, а словно пальцем касались мочки уха.

У камина присела, протянула ладони к самому огню…

Сколько выдержит Старик? Сколько сможет сопротивляться ей, не давая приручить, сделать одним из своих верных охранников?

Она не сможет приручить его незаметно, как прочих своих людей. Он знает, что она может, и он умеет сопротивляться. У нее не получится ограничиться легким тычком – делай то-то! – как с другими, из кого она сделала своих преданных слуг.

Ей придется целиком ломать Старика. Только так она получит контроль над ним. Да и то лишь только на то время, пока будет давить на него.

А чуть отпустит – и Старик придет в себя. Разберется, где он сам, а где то, что она впихнула в него. И будет выкорчевывать это.

Он сильный, очень сильный.

Но…

…Двор, темный и тихий, без единой живой души…

…Тетя Вера и Сашка с Сонькой, бездумно бредущие куда им указали. Заводные куклы. Не видя ни машины, ни меня, ничего вокруг…

Это сделала та чертова сука. Одна.

И если она действительно захочет получить Старика, она его получит. Пусть в первый день это будет всего час, пока она будет давить на него на пределе своих сил и умений… Но за этот час она успеет что-то изменить в Старике. Пусть немного, пусть чуть-чуть, пусть даже сам Старик, придя в себя, попытается вырвать это из себя…