Каратель (ЛП)

Я никогда не собирался жить до девяноста лет и сидеть на крыльце, причитая о том, как раньше было хорошо, когда люди знали своих соседей и электроника не захватила мир. Во-первых, потому что к чёрту соседей. Во-вторых, потому что электроника была дерьмом.

Но я знал, что мне повезёт дожить до сорока, не оказавшись за решёткой или в могиле, не важно, каким я буду осторожным.

Почему сейчас? Да, меня мучил скорее этот вопрос. Всё было не так, как когда я только начал, когда готов был просто… вырубить кого-то на улице или в их собственной машине, без сомнений оставляя чёртову тучу улик. Не то чтобы я стал небрежным. Мои методы были более строгими, чем когда-либо раньше. Ещё я не нападал ни на кого, кого считал рискованной мишенью. Никаких преступных боссов или подобного дерьма. Последним рискованным движением были разборки с какими-то мерзавцами, стоящими во главе производства таблеток. Но я уничтожил всю операцию. Не осталось никого, кто хотел бы мести.

Я сделал вдох, наполняя лёгкие сквозь жжение, заставляя себя сглотнуть, потирая языком нёбо, чтобы избавиться от плёнки, которую чувствовал на нём.

Чёртов яд.

Я редко работал с этим. Это было слишком нестабильно, слишком непредсказуемо, слишком тяжело для совершения, чёрт возьми.

Яд, чтобы убить? Да, это дерьмо было лёгким.

Яд, чтобы кого-то вырубить, ослабить? Да, это говорило о профессионализме. Это говорило о годах изучения ядов, об экспериментировании с ними.

— Отлично, — прошипел я сам себе, заставляя свои тяжёлые руки двигаться, чтобы надавить на пол, желая вернуть свою силу, чтобы оттолкнуться и осмотреться. Я видел только темноту и шлакобетонную стену неподалёку.

Люди, работающие с ядом, были такими же, как люди, работающие с ножом.

Они жили ради игры со своими игрушками.

У меня сложилось отдалённое впечатление, что я стану очень большой, очень загнанной лабораторной крысой.

Вы знаете, может я и был настоящим дерьмом, в то время как мне удалось положить одну ладонь на холодный, грязный пол и найти достаточно сил, чтобы перевернуться на спину, но, чёрт возьми, я никогда не играл со своими жертвами, как кошка с мышкой.

Конечно, они просыпались связанными и напуганными до усрачки. Обычно буквально. Они буквально обсыкались и накладывали в штаны, почти без промаха. Но наши беседы всегда были дружественными. Со всеми намерениями и целями. Я рассказывал про их преступления, показывал свои улики, затем давал выбор между тем, чтобы сдаться копам, и смертью от моих рук. Я не тыкал и не подстрекал их, чтобы добиться желаемого результата. Полагаю, потому что не было желаемого результата. Я был так же счастлив бросить их в конкретном месте и попросить копа-союзника подобрать их и посадить.

На удивление, очень мало человек выбирали этот маршрут.

За время моей работы, думаю, такое выбирали человека три. Один серийный насильник, один серийный убийца, который охотился на проституток, и один контрабандист.

Видите ли, в Джерси не было смертной казни. И судьи были откровенно тупыми.

С нашей лажовой системой уголовного правосудия, у них был шанс получше.

Но, эй, кто я такой, чтобы судить?

Я был так же счастлив и убивать.

Конечно, эта часть никогда не могла быть полностью безболезненной. И я твёрдо верил в справедливость. Так что я развязывал их для большого финала. Они хотели отбиваться, с какой-то последней попыткой считая, что у них есть какой-то контроль.

Они не понимали, что у меня безупречная история.

Я всегда побеждал.

Плохие парни всегда проигрывали.

А затем уплывали в слив.

— Чёрт, — прорычал я, падая на спину и оглядываясь вокруг, пока мои глазам привыкали к темноте.

Я был не просто в подвале с цементным полом, шлакобетонными стенами и, насколько я мог сказать, без окон. Нет. Я был в грёбаной клетке.

И она была хорошей.

Я вытянул ногу, пиная со своей действительно убогой силой одну из балок, кивая, когда она даже не дёрнулась, а послал медленную вспышку боли по моей ноге. Да, это дерьмо было зацементировано и прикручено к потолку. Оно не поддастся. Выбраться было невозможно.

Я должен был сходить с ума. Моё сердце должно было колотиться, пытаясь вырваться из грудной клетки. Но оно было ленивым, тяжело повиснув внутри моей груди.

Допустим, я не истерил так, как делал бы нормальный человек, но моё сердце к этому времени уже должно было работать нормально; я мог только предположить, что этого не было из-за ещё одного побочного эффекта яда.

Это была вероятная причина ещё и того, почему мой желудок казался разорванным к чертям. К счастью, в нём ничего не было, чтобы меня рвало.

— Десланозид. Дигитоксин. Дигиталисный гликозид.

«О боже».

«Чтооооб меня».

Это был чёртов женский голос.

Видите ли, в моём теле не было ни единой чёртовой сексистской кости, даже по отношению к женщинам-преступникам.

Почему, спросите вы?

Потому что обращаться с ними жестоко было не так легко.

Исследования показывали, что маленькие девочки изначально мягче маленьких мальчиков. Профессионалам было решать, от природы это или от воспитания.