Караул под "ёлочкой"

«Но сам Евгений Шестюк до последней минуты своей жизни не подозревал, что умирает. Скорее всего, и предположить не мог, что его могли отравить. Значит, тот, кто дал ему яд, не воспринимался Шестюком как убийца. Да что там как убийца! Даже как потенциальная угроза не воспринимался! Поэтому и смог нанести смертельный удар незаметно для самой жертвы».

«Кем может быть этот неизвестный убийца? Вторым вражеским агентом? Или даже резидентом, руководителем Шестюка по шпионской работе? Хорошо, будем считать его резидентом. По крайней мере, пока».

«Но зачем резиденту нужно было убивать Шестюка? На ум приходит только одно разумное объяснение: если резидент как-то узнал, что Шестюк находится на грани провала и при его аресте какая-нибудь ниточка, за которую, конечно же, ухватится следствие, неминуемо приведет к разоблачению и самого резидента».

«Но вот еще загадка: откуда резидент смог узнать о надвигающейся на него опасности?»

Макарьев поднялся со стула, потянулся, распрямляя плечи, прошелся по комнате.

«Шестюк сам мог рассказать об этом резиденту. После окончания «посиделок» у Лопатина в распоряжении Шестюка было около получаса, в течение которых он вполне мог встретиться с резидентом».

«Хорошо, допустим, что Шестюк идет на встречу со своим коллегой по шпионскому ремеслу и сообщает ему о появившейся угрозе. Что делает резидент? Предлагает Шестюку выпить за здоровье стаканчик вина, тайно насыпает в него яд, а потом благословляет на убийство путающегося у агентов под ногами лейтенанта Макарьева? Абсурд. Яд-то медленно действующий. И у резидента нет никакой гарантии, что перед смертью Шестюк не догадается о своем отравлении, и не назовет имя отравившего его человека. Нет, так резидент рисковать бы не стал…»

«Значит, яд должен был попасть в организм Шестюка совершенно незаметно. Так, чтобы даже в случае смерти Шестюка на глазах очевидцев, умирающий агент не мог выдать резидента. Потому, что до своего последнего вздоха и предположить бы не мог, что его отравили. И еще потому, что даже в момент собственной смерти не воспринимал бы резидента как возможного отравителя. То есть Шестюк в принципе не должен был видеть в резиденте опасного человека, не должен был воспринимать его, как своего соратника по работе на вражескую разведку. Только при таких условиях резидент мог решиться на отравление своего агента медленно действующим ядом».