- Заигрались?! – Федоровский резко поднялся из кресла, прошелся к окну и вернулся обратно к письменному столу. – Это ты называешь «заигрались»?! Сокрытие информации от Генерального секретаря ЦК партии, командующего вооруженными силами страны – это теперь называется заигрались?!
Он взял папку из рук Якушева и раздраженно бросил на стол:
- В конце месяца будет пленум ЦК КПСС. Шарахнуть всех одним махом!
- Рано, Олег Станиславович, - Якушев с сомнением покачал головой. - Расклад сил в ЦК и в Политбюро еще не в пользу Горбачева. Сначала нужно серьезно модернизировать политическую систему страны, а уж потом… Иначе аппаратный реванш неминуем.
- Но оставлять без внимания такое… - Федоровский хлопнул ладонью по папке. – Я думаю, что это было бы неправильное решение, Павел Николаевич!
- Нет, конечно, оставлять всю эту историю без последствий для инициаторов сокрытия фактов не следует, - поддержал Якушев, поразмыслил и добавил:
- А вот использовать ее в качестве повода для увольнения нескольких человек из партийной верхушки было бы очень и очень неплохо! И сделать это лучше без скандала, тихо… Просто отправить на пенсию некоторых наших особенно заслуженных товарищей. С почетом отправить… Но негласно дать понять всем – аппаратных игр за спиной Генерального секретаря больше не будет. Сейчас не 1957 и не 1964 годы, а Горбачев – не Хрущев.
Федоровский грузно опустился в кресло, задумчиво потер лоб пальцами и со вздохом согласился:
- Ладно, на ближайшем пленуме отправим в отставку нескольких старичков. Подтянем новые кадры. И кое-кого из консерваторов в ЦК партии серьезно припугнем… Чтобы все поняли: перестройка – перестройкой, демократизация – демократизацией, но любая оппозиция в ЦК партии будет подавляться жестко и без лишних церемоний!
...А Шумилов, поговорив с Кудряшкиным, по дороге обратно в гостиницу, в которой он остановился на время командировки в Москву, попросил водителя остановить машину у гастронома, в винном отделе едва ли не из-под полы купил две поллитровки водки и вечером, запершись в номере, впервые в жизни напился почти до полного бесчувствия...
4 октября 1988 года.
Париж, Елисейские поля.