Караваль

Но чуда не произошло. Фонари горели все слабее и наконец угасли, как и жизнь девушки, чье неподвижное тело Скарлетт сжимала в объятиях, тщетно твердя: «Проснись, проснись!» По щекам заструились слезы. Скарлетт готова была просидеть так до тех пор, пока соленые капли не высохнут, а она сама вместе с сестрой не превратится в пыль в назидание всем, кто захочет поддаться обманным чарам Караваля.

* * *

Вихрь плача и невнятных слов отчаяния мог бы стать завершением этой истории, но в последний предрассветный миг, в самое темное мгновение ночи, рука шоколадного цвета осторожно тронула Скарлетт за плечо. Та подняла глаза и увидела Джован. Огонь фонарных свечей уже почти превратился в дым, и лицо темнокожей девушки было едва различимо, но ее мелодичный голос Скарлетт тотчас узнала.

– Совсем скоро объявят о завершении игры. Прозвонят утренние колокола, и люди начнут собираться в дорогу. Я подумала, что вы, возможно, захотите забрать вещи сестры.

Запрокинув голову, Скарлетт поглядела на неогражденный балкон Теллы – нет, магистра Легендо.

– Того, что осталось там, мне не нужно.

– Полагаю, кое-что вам все же пригодится.

День после Караваля

39

Снова поднимаясь на вершину башни, Скарлетт подумала, что ее заманили сюда лишь затем, чтобы еще раз помучить. Все оставшиеся вещи: туалеты, перчатки, меха – были новые и не навевали никаких воспоминаний. Только барвинковое платье, в котором Телла умерла, вызывало болезненный отклик в душе Скарлетт. Голубовато-фиолетовый цвет, цвет счастливых финалов, принес ее сестре несчастье.

О каких же вещах говорила Джован? Скарлетт остановилась, увидев на туалетном столике шкатулку из травленого стекла с серебряной отделкой. Сердце на секунду замерло, когда взгляд упал на застежку, украшенную солнцем со звездой и слезинкой внутри. Символ Караваля! Теперь Скарлетт ненавидела его больше, чем лиловый цвет, однако тяжелое чувство не помешало ей отметить, что прежде шкатулки тут не было. Она медленно подняла крышку и осторожно развернула листок бумаги, лежавший внутри. Это оказалось письмо, написанное годом ранее.

1-й день Поры Зноя,

56-й год правления Элантинов

Многоуважаемый магистр Легендо!

Я знаю, что Вы подлый лжец, и потому мне нужна Ваша помощь.

Мой отец тоже негодяй, хотя и не такой артист, как Вы. Он из тех, кому нравится бить своих дочерей. Понимаю: это не Ваша беда, и, поскольку у Вас, вероятно, черное сердце, Вам нет до нее дела. Но я слышала, будто несколько лет назад, когда девушка, которую Вы отвергли, бросилась с балкона, Вы все же испытали какие-то чувства. Говорят, Вы именно оттого и прекратили путешествовать, что были чрезвычайно огорчены.

Оказав помощь мне и моей сестре, Вы не исправите случившегося, однако, может быть, Вам все же станет легче. К тому же, полагаю, у нас выйдет интересная игра, а я знаю, как Вы любите игры.

Искренне Ваша,

Донателла Дранья

Скарлетт перечитывала письмо снова и снова, с каждым разом чуть больше веря написанному. Наконец она вовсе перестала сомневаться: игра еще не окончена. И затеяно все это было не только для того, чтобы отомстить внучкам красавицы, разбившей сердце магистру Караваля. Донателла, по-видимому, заключила с Легендо некое соглашение.

– Джо! – позвала Скарлетт. – Джован!

Девушка вошла своей обычной пружинистой походкой.

– Отведите меня к магистру Легендо.

40

– Что это значит? – гневно спросила Скарлетт.

Легендо сидел в мягком кресле цвета шампанского, глядя в овальное окно. Балкона не было. Если комната может болеть, то в пустоте и бледности этой просторной залы явно чувствовалось что-то нездоровое: всю ее меблировку составляли два выцветших стула, а всю палитру – тусклые оттенки бежевого.

Скарлетт взмахнула перед лицом магистра письмом Теллы, но он смотрел вниз на людей, которые вытаскивали на улицы свои чемоданы и портпледы, готовясь к исходу в «настоящий» мир.

– Я ждал вас, – произнес Легендо невозмутимо.

– Какую сделку вы заключили с моей сестрой?

Он вздохнул:

– Я не заключал никакой сделки.

– Тогда зачем вы оставили мне это?

– Я вам ничего не оставлял.

Только теперь Легендо поглядел на Скарлетт. Лицо его было спокойно, однако в этом спокойствии ощущалось нечто странное.

– Подумайте сами. Кто бы мог захотеть, чтобы это письмо попало к вам в руки? – спросил он.