Караван

Она жила в крошечном доме, расположенным на западной стороне одного из окраинных сыхэюаней. Если Зинг Ян Би мог себе позволить выкупить сыхэюань полностью под свои нужды, и в основных трех домах на его территории было по несколько комнат, то здесь все обстояло иначе. Небольшие домики почти прижимались друг к другу потертыми боками, внутренний дворик был столь мал, что там едва-едва выживало небольшое кривоватое деревце. Но местные жители явно гордились тем, что сумели отгородиться от улицы забором с настоящими воротами дамэнь, выкрашенными в красный цвет, над которыми висел охранный амулет.

Старушка вышла из домика, оценивающе посмотрела на гостя, к этому времени краснота с лица Хе уже почти сошла, и он выглядел, как обычный городской мужчина. Только с оранжевым поясом.

— Слушаю вас, молодой человек.

Гоудань сдержанно поклонился, его лицо было серьезно и даже немного сумрачно:

— Прошу прощения за беспокойство, я слышал, вам требуются услуги сыскаря. Я — ученик знаменитого Зинг Ян Би, готов помочь вам за небольшую плату.

— Что-то ты староват для ученика? — прищурилась старушка.

«Да поглотит тебя Дно Пропасти, старая карга» — подумал Хе, а вслух лишь сказал:

— Я обучаюсь вот уже одиннадцать лет и смею полагать, что познал все секреты мас…

— Одиннадцать лет? Парень, да ты, видать, глуп, как пробка! Мне и не нужно ничего искать, нашла уже все.

— Прошу прощения за беспокойство, — Хе снова поклонился, а внутри себя проклинал и стражника, и придирчивую бабульку за зря потраченное время. Впрочем, сыскарь отметил, что не стоит говорить про сроки обучения, а также нужно демонстрировать больше высокомерия и меньше раболепия, так как в этом районе люди привыкли подчиняться любому, кто готов приказывать…

Спустя несколько неудачных попыток Гоудань все же нашел второе дело и благополучно решил его, заработав несколько монет и запустив-таки слухи о себе, как о неплохом сыскаре. Но до вершины было еще так далеко.

Когда Гоудань сидел на пороге своего дома и пересчитывал заработанные за последние дни монеты, к нему подбежал один из младших учеников:

— Уважаемый, вам просили передать вот это, — и протянул клочок бумаги.

Хе дрожащими руками развернул его и прочел долгожданное «Караван прибывает». Сыскарь метнулся в дом, схватил сигнальный амулет, небольшой кристалл для Чу Тао и побежал к южным воротам. Офицер все же не забыл о данном обещании!

Против обыкновения на воротах было пусто. Хе непонимающе посмотрел по сторонам. Никаких признаков каравана не было, а ведь обычно каждый караван встречает множество людей: родные и близкие тех, кто ушел, торговцы, любопытные, информаторы от других торговых домов…

— Хе, друг мой, — Чу Тао лично вышел встретить Гоуданя, за эти недели он успел подружиться с юным щедрым сыскарем. — Не думал, что ты примчишься так быстро. Караван придет примерно через час, последний патруль не так давно обогнал его, вот я и решил сообщить тебе заранее.

— Уважаемый Чу Тао, этот недостойный ученик бесконечно благодарен вам за незаслуженную внимательность. Позвольте вручить вам небольшой подарок, который не передает и крошечную толику моей признательности, — Гоудань протянул коробочку с кристаллом. Офицер довольно покивал, похлопал Хе по плечу и отошел к воротам.

Время тянулось так медленно, что Хе уже подумывал пойти навстречу каравану. Но потом все же к воротам подъехал мощный бородатый мужчина на уставшем лупоглазе, за его спиной торчал вымпел с символом «Золотого неба». Он протянул несколько табличек стражникам, Хе со своего места увидел, как вытянулось лицо Чу Тао. А потом потянулись повозки.

Обгоревший дочерна фургон, из прорех которого виднелись разбитые коробки. Усталые вилороги, с трудом тянущие доверху нагруженные повозки. Две повозки были полностью заняты ранеными людьми. И еще было три траурные повозки с высокими бортами, затянутые сверху белой тканью с символом смерти. Гоудань прикинул, что в каждую из них можно уложить не меньше двадцати трупов. Что же случилось с караваном? Сколько человек там было изначально, если сейчас Гоудань насчитал не меньше ста человек в охране?

Но мальчишек среди них он не заметил.

Согласно правилам люди могут въезжать в столицу только с открытыми лицами, и даже самых знатных вельмож обязуют выходить из паланкина. Единственное объяснение, которое мог придумать сейчас Гоудань, — мальчики сейчас лежали под белой тканью. И тогда дело провалено.

По спине Гоуданя пробежал холодок. Неужели это все? Конец?

Юноша настолько погрузился в свои мысли, что не замечал скорбных криков и плача, доносившихся со всех сторон. Потихоньку к воротам подтягивались родственники, искали лица своих мужей, сыновей, братьев, а когда не находили их среди живых, подходили к траурным повозкам, дотрагивались до покрывала и рыдали в голос. Кто-то осмеливался напрямую спросить у охранников, но те лишь отводили глаза и продолжали двигаться, раздвигая толпу.